— Баранки гну, — вдруг сообщила девица. — Нашла тут одного, с усиками… По телевизору его всё время показывают… Не помню, как называется. Подошла такая, хурым-мурым…

— И что?

— Так они накинулись впятером, давай с меня одежду драть, байстрюки… Пьяные все, как Вицин, Никулин и Моргунов…

— Как тебя кличут-то? — спросил Зайцев.

— Арина.

— Хорошее имя, — одобрил Зайцев. Ему стало жалко сосновскую дуру. — А годков тебе сколько?

— Шестнадцать.

— Так ты поди школу ещё не закончила? Закончила бы в Сосновке школу, а там уж в Москву.

— В Сосновку я не вернусь, — решительно замотала головой Арина. — Хоть ты меня режь. Мать всё время пьяная… Такая, ничего уже не соображает. Отчим бьёт.

— За что? — спросил Зайцев.

— Так. Придёт такой, под юбку лезет, а потом давай ремнём. Ни за что, пьяный просто.

— Н-да. Ну и нравы у вас в Сосновке, — начал Жора, но сообразил, что сосновские нравы вряд ли круче тех, что встретились Арине на «Афанасии Фете». — Да… И что же мне с тобой делать?

Вопрос Зайцев задал скорее риторический, но ответ получил конкретный:

— А возьми меня в свою каюту. Я с тобой могу хоть до самой Москвы…

Зайцев устроил Арину в шоу-группу «Золотого Орла». У неё обнаружился талант стриптизёрши. Она так грациозно выгибала задницу у шеста, что пальцы богатых посетителей «Орла» невольно заканчивали свои па в районе ширинки.

Вскоре Зайцев надолго уехал отдыхать, а вернувшись ранним утром из Шереметьево, сразу врубил ящик. Он знал, что его шеф, Самсон Гаев, запустил в эфир программу «Вставайте, ребята».

Это был очередной утренний канал для тех, кто собирается на службу. Здесь крутили прогноз погоды, курс доллара, свежие новости и бодрящие клипы про милых дам. Удачной находкой — зайцевская идея! — стал ведущий, блестяще владеющий пальцовкой.

Жора удовлетворённо хмыкнул, разглядывая, как ловкие пальчики объясняют что-то про акции «Узбекского никеля».

Вдруг на экране появилась вульгарная расфуфыренная баба. Она возлежала в короткой ночной сорочке на огромной расправленной постели и болтала ногами, как Саша Пряников языком. Трусов на бабе не было.

Нижняя челюсть у Зайцева отвисла, а верхняя онемела.

С экрана, с игривых в цветочек подушек, с розовых простыней плотоядно улыбалась Арина.

Белый шар взмыл, взмыл в небо. В голубое небо, к бирюзовым облакам, на фоне изумрудных холмов…

Шар разлетелся на тысячу частей. Словно сердце птицы, поднявшейся слишком высоко, не выдержало, лопнуло… И понеслись клочки, пух, перо… По перекошенному лицу служителя гольф-клуба стекла тоненькая струйка крови.

Гаев внимательно посмотрел на свою клюшку.

«Первое», — подумал Гаев. Да, в голове его всплыла невесёлая мысль: вот и первое покушение. В общем, давно пора.

«Первое, — подумал Гаев. — И вряд ли последнее».

Чёрный шар промчался по сверкающему жёлобу. Кегли, похожие на стройные девичьи икры, рухнулись хором.

Гаев довольно крякнул, присел за столик. Сделал большой глоток из кружки густого, цвета смолы, «Гиннесса».

Боулинг на ул. Вавилова — единственный вид спорта, в котором нашёл себя наконец толстеющий Самсон Гаев.

Вообще-то он продолжал состоять членом Нахабинского гольф-клуба. Чёткое место. Ты знаешь, что каждый из катающих с тобой белые шарики по зелёному лугу, заплатил, как и ты, только двадцать штук баксов вступительного взноса. Здесь не было случайных людей.

Среди бескрайних Нахабинских полей и живописных холмов Самсон Гаев понимал, как много в этом мире принадлежит ему. Он купил право пользоваться этими пространствами. Дышать большим пустым воздухом. И каждый солнечный лучик оплачен харями президентов Франклина, Гранта и Джексона.

Но последний год Гаев бывал в Нахабино всё реже и реже. Ему лень было бродить с клюшкой по изумрудным лугам. С банкирами и бандитами он предпочитал встречаться за чашкой кофе или стаканом виски.

Кроме того, он ни разу так и не попал мячом в крохотную лунку. Способность игрока швырнуть шарик на пятьдесят метров и угодить в еле заметное отверстие в траве Гаев считал сверхъестественной. Сам человек так ударить не может.

Наверное, если он купил права на пространства, то они должны подчиняться ему и в таких мелочах. Гаев ждал-ждал, пока снизойдёт на него оплаченная благодать, сломал две клюшки, а потом понял, что ждать милости от небес ещё рано.

После того, как ему подложили вместо шарика бомбу, он понял, что милости от небес нельзя ждать вообще.

Гаев полюбил боулинг. Спорт несложный: швырни шар и возвращайся к своему пиву. Улучшению самочувствия по утрам, правда, не способствует, зато сколько удовольствия.

Правда, первое время, когда он брал шар, по рукам пробегала крупная дрожь.

В большой шар бомбу запихать ещё легче, чем в маленький.

Может быть, кто-то раньше времени узнал, что на новых выборах он будет играть за другую команду.

Может быть, кто-то узнал, что он уже начал эту игру.

— Самсон Наумыч, — отвлёк Гаева от размышлений его верный секретарь Козлов. — Они нашли Огарёва.

Гаев метнул на Козлова грозный взгляд.

— Они разговаривают с ним в пабе…

— В центре города Лондона грязный мент пасёт гондона… — в слове «Лондон» Гаев для рифмы поставил ударение на второй слог.

— Не мент, шеф, — позволил себе поправку Козлов. — Эфэсбэники…

— Ну да, Лубянка… И что же им говорит этот гондон из «Комсомольской газеты»?

— Они только подошли, шеф.

Гаев вздохнул, выдернул из ноздри волосок.

— Дай, что ли, послушать…

Чёрно-жёлтый, словно пчела, хвостатый дротик ужалил центр мишени. Снова 100!

Счастливая улыбка — в который уже раз за день — озарила веснушчатое лицо Дениса Огарёва. Первый день за границей. Силовое Министерство премировало Дениса за участие в деле государственной важности индивидуальным туром. Огарёв так мечтал попасть именно в Лондон, шататься по легендарным улицам, заглядывать в пабы, играть в дартс и пить пиво!

«Пора по пабам!» — напевал Огарёв.

Двухэтажный автобус, Вестминстер, Бейкер-стрит, мадам Тюссо, Британский музей, — загибал пальцы Денис. Оставалась ещё одна рука и две ноги!

— Свободно? — к столику Дениса подошли два хорошо одетых парня, чёрный и белый.

— Пожалуйста, располагайтесь, свободно, вы мне нисколько не помешаете, будьте добры! — Денис был горд, что способен без заминки произнести по-английски такую витиеватую фразу.

Чёрный и белый заговорили о каких-то университетах и гуманитарных программах. Денис стал прислушиваться и вдруг понял, что его соседи говорят по-русски.