Проходили ли они когда-нибудь по этим местам? Видела ли я когда-нибудь, чтобы они ели листья или ягоды? Я внимательно присматриваюсь к траве и кустарнику, отыскивая что-нибудь съедобное на вид, но вижу только сухие листья, папоротники и сломанные ветки. У леди была одна-единственная хорошая черта: она всегда сытно кормила своих слуг. Иначе мы были бы ей бесполезны.

День всё тянется, и наш голод становится всё ощутимее и острее. К полудню, когда мы петляем среди деревьев, у меня начинают дрожать ноги. Лес прекрасен, и, может быть, он бы мне понравился, не отличайся он так сильно от всего, что мне привычно.

Я слышу, как в листьях шуршит белка – и тут меня осеняет. Я хватаю Себастьяна за руку, но вслух не говорю ни слова, боясь спугнуть животное. «Животные тоже хотят есть. Пошли за ними. Они знают, куда идут».

Себастьян улыбается – в первый раз с тех пор, как мы сбежали от контролёра.

Мы крадёмся за белкой, причём нити моей магии надёжно связаны с сознанием зверька. Через эту связь я передаю ей спокойные мысли, но и отголоски моего голода тоже просачиваются. Вскоре белка уже не беспокоится из-за того, что мы идём следом, и нам больше не нужно прилагать столько усилий, чтобы не издавать шума. Лес начинает редеть, но белка хорошо знает дорогу. И вот мы уже видим прогалину среди деревьев, и за лесом открывается поле, протянувшееся на многие мили вокруг, и деревушка на холме.

В поле прямо перед нами есть яблоневый сад.

Мы с Себастьяном улыбаемся, белка пищит. И бросается вперёд, в высокую траву.

Мы, не теряя времени, следуем за ней.

Мы складываем яблоки в мою сумку, а потом устраиваемся под самым большим деревом и подъедаем упавшие плоды. Яблоки сладкие и хрустящие, и мне абсолютно всё равно, что сок стекает у меня по подбородку. Я в жизни не ела ничего вкуснее.

– Это было великолепно, – говорит Себастьян. Но по мере того как голод отступает, в его мысли снова прокрадывается страх. – Как думаешь, что контролёру нужно от моей сестры?

В моей руке зажат яблочный огрызок.

– Я не знаю. Мне очень жаль, Себастьян. – Я думала, что освобождённые одарённые люди все сплошь добрые и будут счастливы вновь обрести человеческий облик. В конце концов, все остальные нашли свои семьи. До недавнего времени мне и в голову не приходило, что некоторые из них могут оказаться ничуть не лучше леди Эшлинг. Меня пробирает дрожь, а Себастьян резко втягивает в себя воздух – паника вновь накатывает на него.

И тут мы слышим собак.

Сначала только лай, а потом, когда они подбираются ближе, у меня в голове начинает гудеть единственная их мысль: «Воры, воры, воры…»

Я вскакиваю на ноги и, отчаянно оглядываясь, тащу Себастьяна за собой, но никакого укрытия вблизи не вижу.

Разве что лес.

«Бежим», – мысленно говорю я Себастьяну, и мы устремляемся к лесу – как раз в тот момент, когда собаки вбегают в сад. Следом за ними слышится топот копыт – без сомнений, прискакал хозяин сада, недовольный нашим вторжением.

У нас нет никакой уважительной причины и денег, чтобы расплатиться за то, что съели, тоже нет. Остаётся только бегство.

У нас устали ноги, и мы часто спотыкаемся. Не проходит и нескольких минут, как мы уже все в царапинах. Но останавливаться мы не смеем и даже не обращаем внимания, в каком направлении бежим – мы просто несёмся вперёд, и ужас пронизывает все наши мысли.

Мы не замечаем хижину, пока чуть не врезаемся в неё.

Мы резко останавливаемся, и у нас перехватывает и так сбитое дыхание. Крыша покосилась, а брёвна, из которых она сложена, выглядят так, будто готовы рассыпаться в любой момент.

Но больше прятаться негде. Собачий лай разносится по лесу у нас за спиной. Времени нет.

Мы распахиваем скрипучую дверь, пульс стучит у нас в ушах. Только закрыв её за собой, мы оглядываемся вокруг.

От удивления я чуть вскрикиваю, Себастьян тоже. Я закрываю рот рукой, и мы жмёмся друг к другу.

В углу комнаты за маленьким деревянным столом сидит женщина и ест хлеб с сыром. Наши удивлённые лица отражаются в её глазах.

– Кто вы? – спрашивает она.

Себастьян бросает на меня затравленный, неуверенный взгляд. Я заглядываю женщине в голову и вижу, что она не злится, но искренне удивлена. Даже немного обеспокоена, принимая во внимание наш вид.

Я слегка расслабляюсь и сжимаю Себастьяну руку:

– Я Симона, а это Себастьян. Простите, что мы вторглись в ваш дом. Мы искали, где спрятаться.

Женщина встаёт, забыв о своём обеде. Она высокая, волосы у неё каштановые, а глаза серые и цепкие, как у кошки.

«Бедные крошки. Они похожи на моих детей…»

Я отзываю свою магию. Хотя мне и любопытно, но после того, как мы вторглись в её дом, было бы крайне невежливо лезть к ней в голову, к тому же нам нужна помощь. Но меня радует, что её мысли не враждебные и что шрам Себастьяна совсем не внушает ей отвращения.

– Можете звать меня Мэва. От кого вы прячетесь? У вас такой вид, будто вы увидели привидение, а то и двух.

После всего, что мы пережили, мы не готовы доверять разным странным женщинам. Но эта вроде добрая.

Себастьян смотрит в пол:

– Мы умирали с голоду. Мы наткнулись на яблочный сад и набрали немного яблок.

В промежутках между его словами слышится вой собак, которые настигают нас.

– Понимаю. Значит, они гонятся за вами. – Лицо Мэвы вдруг светлеет. – Ну, мы же не можем допустить, чтобы вас сцапали, правда? Идёмте, надо найти место, чтобы вы спрятались, пока я их спроважу. – Она обходит хижину, заглядывая во все углы, и останавливается у закутка под лестницей. – Идите вот сюда. – Она делает пригласительный жест, но мы мгновение медлим.

«Уж лучше она, чем собаки», – мысленно говорю я Себастьяну.

«Или хозяева собак», – отвечает он.

Мы забираемся под лестницу. Страх охватывает нас, когда дверь захлопывается и мы остаёмся в темноте. Но я закрываю глаза и напоминаю себе – и Себастьяну, – что это временно. Мэва хочет помочь. К тому же она никак не могла узнать, что у нас есть дар, а значит, точно не захочет использовать нас, как леди Эшлинг.

Мы слышим, как входная дверь лачуги открывается и закрывается и собаки лают у самого порога.

– Вы не видели здесь двух мелких воришек? – доносится до нас злой мужской крик. – Наши собаки уверены, что они где-то рядом.

– Боюсь, я здесь одна.