– Не знаю, – ответил Толик знакомым баском. – Валька сказала, что меня ждет сюрприз, – он громко заржал, – вот тебе и сюрприз. Я будто приведение увидел. Неужели она и в самом деле не изменилась или это какие-нибудь женские уловки? Нет, этого не может быть, похожа, конечно, на Ксанку, только это не она, ей сейчас лет сорок, не меньше.

– Ты все по той своей училке сохнешь? Моего мальца которая учила? Какая разница теперь, она или не она, – раздраженно отозвался его спутник. – Чемодан пусть вернут.

– А разве он у них? – спросил Толик.

– Ты дурак или прикидываешься? Тебе что Валька сказала? Они что-то знают.

– Знают, знают, – проворчал Толик. – Не надо было Вальку убирать, говорил же, не торопись.

– Умолкни, ты! – прикрикнул на него незнакомец. – Валька слишком много знала, и весь город в курсе держала. Я давно ей собирался язык подрезать. Никто не знает, что это наших с тобой рук дело, менты думают, что её эти девки укокошили. А ты? Я тебя для чего в городе смотрящим оставил? Ты только тем и занимался, что с бабами кувыркался, профукал чемодан, мать твою…Нам бы до него раньше Горелого добраться, а то, сам знаешь. Как хочешь, а чемодан, чтоб у меня завтра утром был.

– Степан знает, где чемодан, – оправдывался Толик. – Зря ты, Малюта, на меня наехал.

– Твой Степан, когда ему язык развязали, сам признался, что девкам каким-то чемодан отдал. Все совпадает, это их Валька в больнице встретила.

– Только где их теперь искать? – заскулил Толик.

– Найдем, девки они приметные, – отозвался Малюта. – Найдем, а заодно и мужа-миллионера пощиплем.

– Так ты их не собираешься того? – спросил мой бывший коллега.

– А на хрена нам с иностранцами связываться? Стрясем бабки, и пусть проваливают за свой кордон…

Голоса стали потихоньку удаляться, мы полежали еще немного, потом выползли из травы. Все же не очень-то приятно лежать по уши в росе, да еще ночью в городском парке. Мы с Людкой и в лучшие времена не жаловали наш парк, разве что иногда днем, в выходной.

– Ну, и как все это понимать? – спросила Людка.

Я пожала плечами:

– Одно совершенно ясно, это то, что мы с тобой, действительно, во что-то влипли.

– Да, положеньице у нас незавидное. На дворе ночь, куда идти, неизвестно.

И тут меня осенило:

– В больницу! Нам нужно идти в больницу. Там мы найдем то, что ищем.

Людка с удивлением посмотрела на меня и спросила:

– А что мы ищем?

– Дорогу домой, – ответила я и пояснила: – Степан точно знает, куда нам дальше идти. Он, так сказать, один из наших, из тех, кто может пройти через эту дырку. Оказывается, что не всем дано.

Людка согласно кивнула:

– Я тоже почему-то подумала про Степана. Но одно мне все-таки неясно, мы-то с тобой каким боком в этой истории?

– Думаю, что неспроста мы через тот просвет вошли, – сказала я задумчиво.

Мы окольными путями добрались до больницы. На этот раз медсестра добросовестно спала на рабочем месте. В палате Степана горел свет, а сам он, судя по всему, благополучно пребывал в отключке. Ничего не изменилось, как был он весь окутан проводами, так и остался. Я огорченно вздохнула и сказала:

– Всё, это был наш последний шанс, и мы его потеряли.

– Ничего не потеряли, – возразила Людка и по-деловому склонилась над мужиком. – Он просто спит, сейчас мы его разбудим.

Она тормошила Степана, наверное, час, потом, устало присев на краешек его кровати, сказала:

– Все ясно, они вкололи ему транквилизаторы. Он теперь нескоро очнется.

– Нам-то от этого не легче, – пробурчала я.

– Да-а-а, – задумчиво протянула Людка, – куда ни кинь – всюду клин. И в довершении ко всему нас обвиняют в убийстве.

Я покачала головой:

– Вальку мы не убивали.

– Кто ж нам поверит? – хмыкнула Людка, потом с интересом посмотрела на меня и предложила: – А давай вернемся в лес и сами этот чертов проход поищем. Ведь должен же он где-то быть.

– Ночью, в лес? – скептически переспросила я.

– Почему ночью, вон уже и небо посерело, скоро солнце встанет, – ответила она, – тем более что нам в городе оставаться нельзя.

– Что ж, – обреченно вздохнув, сказала я, – в лес, так в лес.

Но, к сожалению, нам так и не удалось попасть в лес так быстро, как мы хотели. В коридоре послышались осторожные шаги, мы, недолго думая, залезли под кровать и затаились. В палату к Степану вошли какие-то люди, молча, практически без шума, погрузили его на носилки и куда-то понесли.

– Кому же он понадобился? – прошептала Людка.

– Главное, чтобы они его не убили, – также шепотом ответила я.

– Нет, он для чего-то нужен им. Если бы захотели убить, сделали бы это в палате.

– Быстрей, пошли, проследим за ними, Степан нам еще пригодится, – мы выбрались из-под кровати и, стараясь не дышать, тихо вышли из больницы. Сами понимаете, не очень-то хотелось, чтобы на нас повесили еще и похищение. Если бы мы тогда знали, что с нами произойдет, то, уж поверьте, сидели бы под кроватью и никуда не вылезали. Но…

Уж не знаю, что лучше: отдаться в руки милиции или попасть в перестрелку. Только мы с Людкой высунули нос из больницы, как тут же «приняли участие» в бандитской разборке. Предрассветную тишину разорвали выстрелы, обрушившиеся нам на голову так внезапно, что мы не сразу осознали, во что опять влипли. А влипли мы, кажется, по-крупному, оказавшись как раз посерединке между воюющими сторонами. Если б вы только могли себе представить, сколько мы с Людкой натерпелись страху, отлеживаясь в хиленьких кустиках шиповника!

– Да что же сегодня за день такой! – простонала Людка.

А я, со страху чуть ли не зарывшись носом в землю, молилась всем богам, чтобы мы остались живы. И вот тогда я дала клятву: если выберусь из этого дурацкого времени живая и здоровая, то ни за что в жизни не буду ставить «двоек» своим ученикам. Правда, потом я об этом крепко пожалела, но клятву, данную мной, не нарушила. В связи с этим впоследствии приобрела себе имидж «клёвой училки» на долгие годы и стала легендарной личностью в нашем городе.

А пока, уткнувшись носом в землю, мы дрожали от страха и считали секунды, когда все это закончится. Закончилась стрельба так же внезапно, как и началась, но у нас с Людкой еще долго в ушах звучали выстрелы. Когда мы, наконец, осмелились поднять головы и осмотреться, прошла, кажется, целая вечность. О недавних боях ничего не напоминало, только лишь разбитая вдребезги машина, рядом с которой лежал и стонал пришедший в себя наш Степан, и больше никого. Ни души!

Не сговариваясь, мы ринулись к нему, радостно причитая.

– Дядечка, миленький, ты жив!