Подбородок Мари опять предательски дрогнул. Мгновенья ужаса засели глубоко в сознании как заноза, и она ничего не могла с этим поделать.

— Они хотели убить меня, лейтенант… — дрогнувшим голосом произнесла она.

— Успокойтесь, Мари. Ничего, что я называю вас по имени? Мы здесь для того, чтобы защитить посёлок. Всё будет хорошо, вот увидите. Расскажите, как выглядели они, чем были вооружены, что делали на вершине холма?

Мари кивнула.

— Сейчас. Извините.

Она отвернулась к окну, собираясь с духом. А затем начала рассказывать, сбивчиво излагая суть произошедших с нею событий.

* * *

Выйдя на крыльцо небольшой сельской больницы, обслуживавшей несколько близлежащих агропулов, Ян достал устройство связи, выданное ему перед заданием.

На вызов ответили сразу же. Связь шла через спутник.

— Лейтенант Ковальский вызывает координатора.

— Да, Ян, это Нагаев. Тебе удалось что-нибудь выяснить в посёлке?

— Немного, сэр. По словам девушки, она накануне оставила на вершине холма оборудование метеорологического контроля и шла снимать его показания. Вчера холм выглядел как обычная возвышенность, сегодня же она увидела множество шурфов и столкнулась с человекоподобными механизмами, которые были вооружены автоматическим оружием.

— Они напали на неё?

— Не знаю, как ответить… Андроиды потребовали от Мари Лерман информацию о местоположении ближайшей энергостанции. Девушка перепугалась и бросилась бежать, тогда сервомеханизмы открыли огонь на поражение.

— Она ранена?

— Нет, лишь сильно напугана. Думаю, ей просто повезло, — вряд ли робот мог сознательно промахнуться.

— Она сообщила какие-нибудь особенные подробности?

— Да. Помимо общего описания механизмов, которое, по моей оценке, совпадает с имеющимися в архивах записями, она успела прочесть надпись, отштампованную на детали автомата. Модель «Абакан», — при этих словах Ковальский покосился на свой автомат той же самой модификации.

— Так в чём странность, лейтенант?

— Там было продолжение надписи. Буквально: «Адаптировано для применения в условиях Марса». Могу я задать вопрос?

— Да, лейтенант, спрашивайте.

— Что такое Марс, сэр? Я никогда не слышал такого слова.

— К сожалению, я тоже, — ответил полковник Нагаев. — В общем, так, лейтенант, слушай боевую задачу. Одно отделение оставишь на охране посёлка. Пусть парни зароются в землю, сам лично распредели позиции, боевые машины расположи так, чтобы их огонь был максимально эффективен. После этого с оставшимися людьми начнёшь разведку возвышенности. На рожон не лезь, необходимо выяснить количество механизмов, и главное — цель их прибытия. В случае попытки продвижения с их стороны в глубь наших территорий обороняешь посёлок и блокируешь дорогу к энергостанции. Всё понятно?

— Так точно. — Ковальскому было немного обидно, что ему, как ребёнку, втолковывают прописные истины относительно элементарной диспозиции. — Всё будет исполнено. О результатах разведки доложу.

— Будь осторожен. Ты слышишь, Ян? ОСТОРОЖЕН.

— Я понял.

— Тогда до связи.

* * *

Пока в Управлении колониальной администрации шло секретное совещание, которым руководил всё тот же Нагаев, взвод Яна Ковальского, соблюдая все меры предосторожности, выдвигался в сторону возвышенности.

Лейтенант с большим трудом сохранял самообладание — участие в немногочисленных полицейских акциях не имело ничего общего с предстоящими действиями: ни у него, ни у бойцов группы на самом деле не было реального боевого опыта. Раньше Ковальский не задумывался над подобными вопросами вообще, войны, столкновения с вооружённым противником (тем более с механизмами) до сегодняшнего утра являлись лишь теорией, обязательной, но не до конца понятной дисциплиной, которую они изучали и сдавали квалификационной комиссии.

В учебниках по тактике ни строчки не говорилось о том, как глухо и неровно бьётся сердце в ожидании неведомого, как приходится вести постоянный мысленный диалог с самим собой, пытаясь предугадать, какой оборот примут события в ближайшие минуты…

…Они прошли сосновое редколесье и вступили под сень густого ельника, за которым начинался поросший кустарником склон.

Солнце уже постепенно клонилось к закату, тени удлинялись, хруст ветки при неосторожном шаге казался громче выстрела…

Взвод остановился на границе леса.

Нагаев отдал Ковальскому однозначные, чёткие указания, запретив пользоваться радиосвязью, — очевидно, он был лучше осведомлён о техническом оснащении человекоподобных машин, но не имел времени, чтобы подробно растолковать лейтенанту подробности. Среди прочих директив, полученных от полковника, Ян выделил для себя две, особенно странные, а значит — важные.

Вадим Дмитриевич настаивал на использовании снайперов в качестве главной ударной группы, предостерегая от попыток прямого штурма возвышенности всеми силами подразделения, — по его инструкциям, действовать следовало с предельно дальней дистанции, стараясь поразить сервомоторные узлы конечностей андроидов, чтобы те не могли воспользоваться оружием или бежать. Стрелять в грудь Нагаев рекомендовал только в крайнем случае, сообщив, что именно там находятся запоминающие устройства, информация с которых может полностью прояснить ситуацию.

В лесу уже ощущались сумерки, и Ян, переползая от бойца к бойцу, отдавал последние приказы, чувствуя, как тело охватывает дрожь непонятного, неведомого ранее возбуждения; во рту отчего-то появился солоноватый привкус, словно он нечаянно до крови прикусил губу.

Всё будет в порядке…

Он успокаивал сам себя, наблюдая, как фигуры снайперов, сгорбившись, исчезают в сгущающихся сумерках среди густого ельника.

Вершина холма, где, судя по монотонному, басовитому гулу, продолжались какие-то работы, ещё освещалась солнцем, что давало снайперам неоспоримое преимущество.

По лёгкому шелесту ветвей Ян понял — бойцы начали карабкаться на деревья: могучие ели служили хорошей маскировкой, а их высота позволяла снайперам занять господствующие позиции, откуда просматривался гребень возвышенности. Остальные бойцы распределились на границе ельника, блокируя склон, ведущий к посёлку.

Ковальский полез на дерево.

Стараясь не шуметь, Ян ловко карабкался по ветвям, пока те не стали ощутимо гнуться под его весом. Найдя прочную развилку, он решил, что поднялся достаточно высоко, и действительно, отодвинув в сторону несколько зелёных молодых побегов с клейкими, ещё не колючими иголками, он увидел картину, которую приблизительно представлял со слов Мари.

Кустарник на вершине холма оказался повален, выворочен с корнем, листва на нём пожухла, земля же была прорезана ровными, расположенными через равные промежутки узкими, но глубокими шурфами, словно по холму прошлись исполинской гребёнкой.