Я перестала думать о груди. Переключила канал, просмотрела все информационные выпуски и каналы новостей, но повсюду повторяли одно и то же короткое сообщение о «таинственном исчезновении дочери доктора Сориа». Мне стало жаль Твою. Но не потому, что она умерла. Таков закон жизни: одни рождаются, другие умирают. Никто не знает, когда наступит его черед, и от этого никуда не денешься. Мне стало жаль ее, когда я услышала, как о ней говорят. Алисия навсегда останется «дочерью доктора Сориа». Конечно, Алисию можно называть Твоей только тайком. Что до меня, то я в свое время стала зваться по-другому. Я перестала быть «дочерью Бланки», когда стала «женой Эрнесто». И мне нравится, когда меня так называют, это обозначает мое место в жизни. Мою территорию. И потом, хорошо, что все остальные знают — ты не одна, есть мужчина, который за тебя платит, и если ты проколешь колесо на своем автомобиле, есть тот, кто тебе его поменяет. Мы живем в мире, которым правят мужчины, следует признать это. Потому моя мама и стала называть себя «вдовой Ламаса». Хотя мой папа, наверное, был еще жив, только находился где-то далеко.

Нужно было сообщить Эрнесто, что про исчезновение Твоей теперь известно всем. Но мне показалось неосмотрительным говорить такие вещи по телефону. В этой стране слишком легко подслушать чужие разговоры. Я сама узнала о встрече Эрнесто с Твоей, взяв другую трубку. Не говоря уже о мобильниках, их всегда прослушивают и отслеживают. По телефону я болтаю только о всякой ерунде. А про Твою следует говорить очень осторожно. Кроме того, мне ничего не стоило съездить к Эрнесто на работу и сообщить ему новость лично.

Когда я приехала в офис, девушка в приемной была занята, получала какую-то почту, так что я прошла к лифту, не поздоровавшись. Поднялась на этаж к Эрнесто. Разумеется, секретарши не было на месте, так что я направилась прямо в его кабинет и открыла дверь. Эрнесто был не один, напротив него за столом сидела какая-то женщина.

— Прошу прощения, я не хотела вас прерывать.

Женщина обернулась. Это была Чаро. Она плакала. Эрнесто представил нас друг другу. Брюнетка поднялась, вытерла слезы и пожала мне руку. Я еще раз почувствовала, до какой степени ненавижу ее груди. Вживую они намного эффектнее, чем на экране. Белая майка обтягивает два полушария.

— Соболезную по поводу вашей тети.

— Мы надеемся, что соболезнований приносить не придется.

Вот ведь грубиянка! В конце-то концов, я всего лишь посочувствовала ее семье в их горе. Бывают же такие люди на свете!

Эрнесто проводил ее к лифту. Я осталась ждать.

— Перестань плакать, я ничего не понимаю.

— Все очень плохо, поняла?

— Еще хуже?

— …

— Давай, расскажи мне.

— Мой отец…

— Ты это уже сказала!

— Нет!

— Ладно, ненормальная, не ори ты на меня, я тут ни при чем.

— …

— Ладно, давай…

— …

— Давай, не плачь.

— …

— Ну прекрати же хоть ненадолго и расскажи.

— Мой отец ходит к другой бабе!

— Я тебе не верю! Не может быть!

— Да.

— А на вид такой святоша.

— Сукин сын!

— Слушай, а это точно?

— Да, я прочла письма от этой бабы.

— А где ты их нашла?

— В гараже, в тайнике моей мамаши.

— Значит, твоя мать в курсе.

— И притворяется дурочкой. Моя мать еще хуже, чем он.

— Ну у вас и бордель!

— Меня от этого тошнит.

— А ты еще боялась рассказать своему старику о том, что с тобой случилось.

— Я круглая идиотка.

— Так давай, выложи ему все наконец!

— Зачем?

— Затем, чтобы он помог тебе хотя бы деньгами.

— Да пусть он подавится этими деньгами!

— …

— …

— И как, дома у тебя все нормально?

— Да, они оба притворяются. Спят вместе и все такое.

— Да ну, и трахаются?

— Откуда я знаю!

— Нет, нужно иметь стальные нервы, чтобы спать с человеком, про которого ты знаешь, что он спит с другой…

— Прости, я знаю, что он твой отец, но ладно, он вообще-то способен на такое или нет?

— Насчет моей матери я бы ничему не удивилась. Но мой старик… никогда бы не подумала.

— Все они одинаковы, вечно учат тебя, что ты должна делать, а сами творят что хотят.

— Я тоже поступлю так, как хочу.

— Да, разбирайся со своей проблемой и больше себя не накручивай.

— …

— Ты достала денег?

— Теперь я не знаю, что мне делать.

— Слушай, я тебе могу одолжить, сколько сказала.

— Теперь я не знаю, что мне делать.

— Но назначенная дата все ближе.

— Да, я знаю.

Эрнесто проводил Чаро до выхода. Пока они ждали лифт, он убедился, что никто за ними не подсматривает, и поцеловал ее. Что за глупость, если бы Инес увидела, то это могло бы сильно все осложнить. И все-таки он ее поцеловал. Чаро резко отшатнулась от него. Она рассердилась. Не время для нежностей. Она и без того очень переживает. Как-то неловко все вышло. Он несколько раз нажал на кнопку вызова лифта. Двери открылись. Она стояла в кабине и пристально смотрела на Эрнесто, пока двери лифта не закрылись. Ничего не говорила, только смотрела.

Эрнесто вернулся в кабинет. Сама мысль о том, что там ждет Инес, его невероятно раздражала, но тут уж ничего не поделаешь. Жена должна быть на его стороне. Ведь в ночь смерти Алисии там, у пруда, он вроде бы видел, как Инес села в машину и уехала. Он подумал было, что это галлюцинация, вызванная потрясением, которое он только что пережил. Но судя по тому, как жена повела себя на следующий день, это был не мираж. Она была там и все видела. Это совершенно ясно.

И теперь Эрнесто должен быть уверен в том, что она не проболтается ни при каких обстоятельствах.

Эрнесто не ошибся. Когда он вошел в кабинет и сел за стол, то сразу же убедился, что его супруга держит руку на пульсе событий. Без особых предисловий Инес выложила ему свою версию алиби. Она все продумала. Вместе они смотрели фильм, «Психо» Хичкока, который показывали в ночь смерти Алисии по двадцать третьему каналу в десять часов. Затем они пылко занимались любовью, после чего погасили свет и уснули. Без расхождений, оба должны говорить одно и то же. Про жаркие любовные утехи упоминать было не обязательно, но эта часть рассказа больше всего нравилась Инес, и Эрнесто не решился возразить.