Буренку так и не нашли, но притчи о ней всем селом рассказывали еще долго.

А Сева и Мила завели новую корову, назвали ее Любочка.

Любочка была глупая и послушная. А главное – скучная. Никаких тебе приключений с ней, вот никаких.

Иногда Сева глядел, как Мила доит Любку, а думал о Буренке. Как она там, интересно? С кем воюет, бунтарка?

Сева улыбался. Мила видела улыбку мужа и уточняла: «Про Буренку вспомнил, что ли?» И он кивал.

Скучали по ней очень.

Там, где Лена работает, грусть разлита фоном, а страх является естественным атмосферным явлением.

Это детский онкоцентр.

Люди, которые попадают сюда, находятся в пекле страшного жизненного испытания, живут вывернутыми нервами наружу и заново учатся дышать.

Анализы крови ябедничают о высокой концентрации лейкоцитов страха – это вариант нормы, когда у тебя или твоего ребенка есть диагноз с высокой вероятностью смертельного исхода.

Лена работает тут не врачом, а учителем.

Это даже немного страшней, чем врачом: у врача есть хоть какая-то определенность и понимание стратегии лечения, и, главное, перспектив.

А у Лены – только желание вдохнуть свою энергию в учеников, обессиленных лечением и измученных болезнью.

Лена похожа на Пеппи Длинныйчулок, которую нарядили в халат, дали в руку указку и назначили учителем. Упаковали ликующее хулиганство в солидность и ответственность – и получилась Лена.

Дети ее обожают. Наверное, потому что солидность и халат не мешают им видеть в Лене Пеппи.

Дети, которые находятся в больнице на длительном лечении, – не обычные ученики. Для них уроки – это не просто уроки и источник получения знаний.

Уроки – это мостик надежды в новую жизнь: когда-нибудь болезнь проиграет, и надо будет вернуться в обычную повседневность – туда, где заботы, где дожди и магазины, и таблица умножения, и пресловутые «жи-ши», которые по-прежнему пишутся через «и».

Учиться – это про жизнь.

Про будущее, которое есть, про перспективы, про профессию, про надежду.

Не учиться – это сдаться. Пустить внутрь себя мысль: «А вдруг знания из этих учебников не пригодятся? Зачем тратить на них время?»

Учение – это тоже лечение.

Это коммуникация. Коммуникация с жизнью.

Если ты планируешь жить – учись.

Математика, физика, русский.

«Жи-ши» пишется через «и».

Надо, очень надо. Ведь когда ты выздоровеешь, ты вернешься в обычную школу. Что же теперь, оставаться на второй год?

Таблица умножения – это про жизнь.

А лицом к стене – про смерть.

У учеников Лены маски на личиках, и видны только глаза. Но глаз вполне достаточно, чтобы учить и любить.

Лена входит в палату к ученику. Там ученики в палатах чаще, чем в классе – так безопаснее для здоровья.

Ученика зовут Леша.

Леша отлично выглядит.

Просто отлично.

Почти у всех детей здесь желтый цвет кожи из-за химиотерапии, а у него – обычный.

Потому что Леша – выздоравливает. Ему отрезали рак.

Рак был на ноге. И его отрезали.

Вместе с ногой.

– Как дела, Леш? – спрашивает Лена.

Леша подробно отвечает.

Рассказывает, как познакомился с человеком, у которого нет ноги. Но тот живет очень активной жизнью. И даже альпинизмом занимается. И этот человек Лешу успокоил. Оказывается, можно весело жить и без ноги.

А Леша переживал. Думал, без ноги – не весело. В одиннадцать лет вообще сложно понять, что теперь будет, а чего нет.

Футбол – нет. Походы – нет. Танцы – нет.

А оказывается, совсем не нет. А очень даже да. Леша успокоился.

И повеселел.

– Леша, а кем ты хочешь стать? – спрашивает Лена. Она любопытная.

– Поваром, – говорит Леша.

– Поваром?

Леша после операции ест не так, как обычные люди. Смесь вводят ему прямо в желудок. Лежишь – и вдруг сытость. Такая тяжелая, аж до тошноты.

Леша хочет взять красивый помидор. И разрезать его на дольки.

Потом перец. Болгарский, ароматный, лучше желтый, для палитры.

И нарезать соломкой.

Потом огурец и зелень. Зелень мелко-мелко. Огурец – крупно. И кинзы две веточки – слишком пряная.

Все это смешать в большой тарелке, сбрызнуть бальзамическим уксусом, и сверху – айсберг свежей брынзы.

И съесть. Через рот. Или даже не съесть, а просто создать и любоваться красивой едой.

Лена слушает Лешу. Думает о том, что сегодня за весь день закинула в себя какой-то пластмассовый бутерброд. Даже не поняла, с чем. Это неправильно. Ты то, что ты ешь.

Сейчас, пока что, Леша ест питательные смеси, но уже скоро он будет есть красивую еду.

И обязательно покорять горы. Играть в футбол. И танцевать.

Слово «нет» придумали люди, которые боятся.

Лена выходит в коридор.

Там девчонки играют в забавную игру.

На лоб крепится карточка с каким-то словом, и все видят это слово, а ты – нет. Но на время игры ты – это слово.

У одной девочки на лбу написано «я малина», у другой «я принцесса», у третьей «я круассан».

И надо задавать вопросы, чтобы понять, что это за слово. Кто я?

– Девчонки, можно с вами? – спрашивает Лена.

Они кивают, Лена прикрепляет карточку на лоб. Она не знает, кто она.

– Я съедобное? – спрашивает Лена.

– Да, – улыбаются девчонки. Им лет по двенадцать – пятнадцать.

Девчонки все очень красивые. Какие-то утонченные, неземные.

Болезнь отняла у них волосы, брови, ресницы и румянец, истончила кожу, разрисовала ее прожилочками вен.

Но… Но они не испорчены болезнью. Они красивы сквозь нее.

– Я ягода? – спрашивает девочка напротив Лены.

– Нет.

Это такая вдохновленная естественность. И эти глаза. Глаза подростка, который уже не ребенок. И что-то важное понял про жизнь.

Что жизнь – такая хрупкая штука, которая достается не всем и не всегда надолго. И надо ее не забывать ценить.

– Меня едят сырым или надо готовить?

– И так, и так.

И эти глаза. Глаза, которые… Два океана вселенской мудрости и принятия.

Девочки хотят быть девочками. Наряжаться. Делать прически. Красить реснички. Губки. Но они – в больнице. Ресничек нет. Волос нет.