что котик умный оказался, при санитарах вылез, а то – пиши пропало, перевозка и смирительная рубашка. А про твой дом я в детстве разные байки слышал. Про архитекторские причуды и стеклянные колодцы в неожиданных местах. Почему теперь не видно ничего?

– Лифты потом встроили и сеткой огородили, для безопасности, раньше вообще была стена из стеклянных плиток, отделяла пролет от лестницы. Наверное, у архитектора крыша поехала или у заказчика. Зачем-то им понадобился стеклянный колодец и ванны с окнами, все на него выходят. Зайдешь помыться – полный сюр, как в театре абсурда – соседи в каждом окне, друг с другом здороваются. Потом догадались, половину окон заложили, и лифт пустили, только несколько окон осталось. И снаружи не видно, – добросовестно объяснила Алла.

Разговором о бредовой архитектуре собственного дома она хотела отвлечь Мишу от неприятной темы, ей не понравились догадки насчет ночного визита Шуры Костина. Алла не настолько доверяла Мише, чтобы обнародовать совместные с Шурой похождения, скорее всего потому, что у художника информация могла не удержаться. Поэтому она не остановилась, а толковала с увлечением.

– В других подъездах окна не в ванных комнатах, а в кухнях, тоже колодцы. Зато там фонари сверху, под крышей, а у нас за лифтом целые стеклянные эркеры, – рассказала Алла.

– Угу, здорово, – согласился Миша. – Чего только не узнаешь, стоит заявиться невовремя. Тогда скажи заодно, о чем вы с инженером так поздно толковали, и моя душа будет спокойна. Не обижайся, Трехглазка, я не суюсь в твою личную жизнь, но мальчишек жаль в случае чего. Видишь ли, утренний презентик меня насторожил. Бычков в банке было много, из них два – длинные с остатками помады, как в плохих детективах. Зная твои привычки, нетрудно вычислить, сколько вы толковали. Разговор был не из приятных – он курил много, гасил круто, в банку прямо-таки вкручивал, явно злился, но на тебе сорвать не мог. Однако напугал – ты потом на меня накинулась. Я прав? Или не мое дело, тогда скажи прямо.

Алла посомневалась, затем рискнула исповедаться. Разговор с Шурой Костиным Миша вычислил здорово, багровый "Мерседес" усмотрел лихо (Шура вскользь обмолвился, что взял у богатого друга для конспирации, чтобы не светиться около Аллы), а самое главное, вплотную подошел к правильной догадке на основании косвенных улик. Консультант и свидетель Алле не помешал бы ни в каком случае. Конечно, в плане надежности можно было пожелать лучшего, но народная мудрость не зря утверждает, что ум хорошо, а два… Даже если второй временами близок к белой горячке.

– Эркюль Пуаро, – Алла прибегла к явной лести. – Шерлок Холмс, патер Браун и "горячка в белом". Так и быть, я сдаюсь, но предупреждаю, что тогда ты будешь знать слишком много. На твоем месте я бы особенно не настаивала.

Однако Миша не внял предостережениям и внимательно выслушал историю с начала и до конца. Для другой аудитории Алла внесла ту же поправку, сообщила, что залетела в офис к инженеру Костину отказать в руке и сердце, а вовсе не соглашаться. И не один из глупцов не задал вопроса, к чему тогда было спешить? Любой женщине, даже самой недалекой, вкрутить такую мотивировку не удалось бы. Видит Бог, с подобными новостями не торопятся, напротив, стараются дотянуть до последней минуты.

– Я, собственно говоря и раньше догадывался, – сообщил Миша, когда Алла прекратила рассказ. – Он в последнее время осматривал квартиру с большим интересом, а меня с большим неодобрением. Кстати, детишки ревновали, обзывали его по-всякому. В качестве папаши он им не глянулся, поверь на слово. Я-то, честно говоря, думал, что он прикатил на багровом "Мерсе" делать предложение, а ты не согласилась. Но вот кого ты у лифта стерегла, оставалось загадкой, теперь ясно – киллеров, а я некстати подвернулся.

– Очень мне нужны твои догадки и сплетни, – слегка обиделась Алла Кирилловна. – Я думала, ты подскажешь выход из дурацкого положения, придумаешь полезный совет, раз напросился в конфиденты.

– Это – увы, – печально признался Миша. – История у тебя сложилась – хуже некуда, хорошо что цела осталась. А я работник плиты и веника, ну, картинку при случае нарисую, при крайней нужде сойду за телохранителя, если привлечешь.

– Плащ свой синий не забудь, – посоветовала Алла. – Он у тебя нервно-паралитический. И маску, пожалуйста, не надевай – не будет того эффекта.

Действительно, внешностью Миша обладал вполне устрашающей. В лучшем случае он выглядел, как Бармалей в молодости, разве что без бороды. Однако мощное телосложение, жесткая черная грива и пиратские усы скобкой в наличии имелись. В старших классах Миша носил кличку "Джавдед" (в честь незримого, но отрицательного персонажа культового фильма «Белое солнце пустыни») и прозвищем гордился. В его родословной имелиcь отдаленные тюркские и семитские предки, им Миша был обязан свирепым янычарским обличьем. Его вкрадчивые кошачьи манеры и разболтанное обаяние служили превосходным контрастом, надо сказать, что впечатление Миша производил довольно сложное.

Сначала люди пугались, затем очень скоро начинали злоупотреблять излишней доверчивостью мнимого Бармалея, но не без опаски. Однако без дела Мишу никто не обижал, так что телохранитель из него мог получиться сносный. Кстати, с детьми Миша справлялся превосходно, мальчишки его слушались – весело и без особого напряжения.

Аллу немного смутил тот факт, что Миша попросил поделиться тайной, потом устранился от совета, но настаивать было не с руки. Работник плиты и веника, по первой профессии художник, с детских лет был упрям, своенравен и себе на уме. Соперничать с ним в лукавстве Алла не желала, потому что не могла. И так их отношения простотой не отличались, особенно на службе у нее дома. В случае любого разногласия Миша заявлял: "Чего изволите, матушка-барыня, мы завсегда с нашим удовольствием, только прикажите." При детях Миша держал себя, как добровольный гувернер и многолетний друг дома, а наедине с Аллой чередовал роли друга детства и дерзкой богемной стрекозы, зимующей у прозаического муравья и готовой расправить крылья с первыми лучами весеннего солнца. До третьей роли Алла его просто не допускала.

Ночное приключение на лестнице отчасти смешало привычные амплуа, но Миша вовремя спохватился, вспомнил о кухонной роли и с ходу стал прибедняться. Мол, он годится для устрашения супостата, а по части житейских советов – слаб и беспомощен. Такие повороты мыслей и намерений Алла за Мишей Званским знала с юношеских лет, так что не обиделась и не удивилась. И чтобы не вводить приятеля в искушение по части следующей роли, Алла закончила кофепитие и засобиралась на работу, хотя время не подошло.

Несравненно удобнее