Шура Костин проглотил унизительное обвинение молча, видно было, что он усиленно думает о другом. Не исключено, что поздравляет себя с тем, что избежал опасности вступить в брак с кошмарной бабой, по сравнению с которой вздорная супруга Лидка представилась сущим ангелочком.

– Тогда мы вроде уладили, – Шура наконец прервал молчание. – Деньги за уроки, вот они. Извини, что так получилось. Я появлюсь попозже, так будет лучше. Мальчишкам передай привет. Английскому ты учила хорошо.

– Спасибо на добром слове, – не осталась в долгу Алла Кирилловна. – Мне жаль, что все так нескладно обернулось. Однако, друг мой Шура, ты пожалуйста не забудь, что вариант показаний, губительный для моей репутации – временный, пока ты не нашел улику. За здорово живешь я такую роль играть не хочу, у меня дети и работа, может быть, замуж соберусь со временем. Репутация мне пригодится.

Шура почти встал из-за кухонного стола, но прощальное слово хозяйки вернуло его обратно.

– А мне, думаешь, приятно будет? – со всем возможным сарказмом спросил он. – У тебя одной, что ли, репутация? Надо мной смеяться станут до упаду, между прочим. Ты жертву из себя не строй!

– Ужасным мужем ты бы оказался, – как бы в раздумье произнесла Алла. – Я толкую о деле, а ты счеты сводишь, как баба, право же… Так вот, выражаясь проще: я жду не просто, а определенное время. А то рискую не дождаться. Через две недели, не позже, ты объявляешься и докладываешь. Как с твоей уликой, в каком мы положении, и перевел ли ты меня из наводчицы в пострадавшие. Если тебя не будет, я буду наводить справки сама, начну с твоей жены Лидки. Я не угрожаю, я вношу ясность в дело. Если мне придется остаться в неопределенности и в розыске, то я потребую компенсации за моральный ущерб. За твоих друзей-бандитов, за прогулку в их машине и за свидание с поездом на рельсах надо платить. А учеником ты был неплохим. До скорого!

– Это какая компенсация? – спросил Шура Костин без всякого удовольствия. – Деньги?

– Именно, – согласилась Алла. – Так что старайся с уликой, будет выгоднее.

– Однако тебе палец в рот не клади, – заявил на прощание Александр Иванович Костин, но в голосе у него слышалось больше уважения, чем негодования.

Закрыв дверь за полуночным гостем, Алла открыла окно на кухне, чтобы табачный дым скорее выветрился, и секунду постояла, вдыхая сыроватый ночной воздух. Последнее условие, выдвинутое незадачливому соучастнику, требование денежной компенсации – вот что удивило ее самое. Ничего подобного Алла не планировала, сказалось помимо ее воли, наверное от саднящего чувства обиды. Шура Костин не принимал ее интересов во внимание, обходился с нею, как с лишней деталью в головоломке, спешил ее устранить и отбросить. Свинское отношение к ней лично волновало Аллу Кирилловну мало, однако ситуация выявилась сложная, а компаньон по несчастью заботился исключительно о себе.

"Так дела не делаются, особенно рискованные", – думала Алла Кирилловна. – "Но с моей стороны получился явный шантаж, даже вымогательство…"

Однако долго размышлять было некогда, следовало дать себе отдых. Киднэпинг, шантаж и прочие прелести лучше обдумывать на свежую голову, а слишком ранним часом мозги отключались на ходу. Алла погасила свет в кухне, но заколебалась на мгновенье с импровизированной пепельницей в руках, на этот раз они стряхивали пепел в пустую железную банку. Окурки в помойном ведре могли вызвать вопросы и догадки. Алла не хотела лгать мальчишкам, но говорить им правду особенно не стремилась.

Следовательно, улику надлежало вынести на лестницу, поставить банку на подоконник. Или просунуть сквозь окно в ванной комнате, оно выходило на лифтовую шахту, там была приступка. В бытность Аллочкой Трехглазкой она вовсю пользовалась этим пространством, как тайником. А мальчишкам запрещала подходить к окну в ванной комнате после ужасного случая, когда пятилетний Кирюшка чуть не выпал в лифтовую шахту. Потрясение и его заставило держаться от окна подальше, в свою очередь Кирилл строго оберегал Дениску от опасных поползновений. Таким образом причуда дореволюционной архитектуры, большое окно с видом на лифт, оставалось в их доме под строжайшим запретом.

Чтобы не соваться лишний раз на лестницу посреди ночи, Алла решила обновить тайник. На сей раз он сослужил ценную службу. Взобравшись на край ванны и приотрыв окно, Алла готовилась просунуть в щель проклятую банку с окурками, когда поняла, что лифт поднимается и очень скоро достигнет ее этажа.

Естественно, что в такой час раннего утра движение лифта показалось подозрительным, особенно вкупе с криминальными обстоятельствами последних дней. "А вот и киллеры," – с неуместным весельем заключила Алла. "Не иначе, как у Шуры в машине сидели, нечего было с бедняги денег требовать, так с шантажистами и поступают!"

Алла распахнула окно и почти высунулась в шахту. Так можно было увидеть, кто выйдет из лифта, и остаться незамеченной. Кабина лифта медленно затормозила и встала. Двери открылись и стали закрываться, и в сторону ее квартиры тихим ходом двинулась затемненная большая фигура в темном балахоне. Непривычный угол обзора придал зрелищу такой пугающий характер, что нервы у Аллы не выдержали.

– Кто это? Стой, замри! – отчаянно выкрикнула она, потеряла равновесие и взмахнула рукой, в которой сжимала жестяную банку из-под Nestle Classic.

Зловещая фигура действительно замерла и застыла вполоборота. Позиция Аллы представлялась неуязвимой. От площадки шахта отделялась частой решеткой высотой в человеческий рост, окно ванной располагалось выше, оттуда можно было стрелять, метать ножи и бросать гранаты, не опасаясь ответных действий. Банка Nestle Classic, надо понимать, превосходно сошла за гранату, особенно на первый взгляд при плохой видимости.

Незнакомец медленно поднял руки вверх и еще медленнее стал поворачиваться лицом к опасности. Одну томительную секунду Алла ощущала, как ноги уплывают и подступает бархатная тьма, но симптомы испарились мгновенно, когда к ней пробился голос Миши.

– Я пьян, конечно, не отрицаю, – проговорил он вкрадчиво. – Но не до такой степени, чтобы швырять в меня гранаты, или что там у тебя. Опомнись, Трехглазка, зачем ты сторожишь людей на лестнице и немилосердно их пугаешь?

– Сейчас, подожди, – проговорила Алла с досадой.

Испуг прошел, как-будто не было его совсем, но неудобная поза, подвернутая нога и проклятая банка в руке оставались, со всем этим надо было управиться. Слезала она с парапета старинной ванны томительно долго, потому что не могла встать на больную ногу, а здоровая требовалась для опоры. Явно не хватало третьей, но ее, увы, не предвиделось. Чертова банка занимала руку, но бросить ее было некуда, окурки просыпались бы, собирай их потом. Цепочка на дверях тоже не желала открываться,