Когда я вошел в дедушкин кабинет, меня ждал очередной сюрприз, приготовленный милым Вангом Ю, в виде распахнутых настежь окон. После этой безумной уборки вся комната стала скользкой и сияла, напоминая какое-ни-будь бессмертное произведение искусства, выполненное в технике китайского лака. Словно шагая по полированному подносу, держась за стены и окружающие предметы, я с трудом добрался до окон; с грохотом захлопнув их, я подошел к столу. Нервы мои были натянуты как струна, щеки пылали; я схватил самый большой стакан из всех расставленных по росту на столе, налил в него виски и залпом опрокинул в себя.

Когда я немного успокоился, в комнату вошел пожилой почтенный господин, который, как я решил, был соседом с третьего этажа.

— Сидите-сидите, не вставайте, пожалуйста, — сказал мне он и начал: — Господи, да у вас не слуга, а вихрь. Он обошел все наши комнаты, где какие были двери, окна, все открыть заставил! А потом навел такую чистоту, такую чистоту! Взял с собой трех помощников и убрал не только вашу контору, но и весь дом! Благослови его бог! Я такого раньше не видел. Настоящий вихрь.

Я постарался ответить как можно более вежливо:

— Ну что вы, сударь. Знаете, как говорят? Если у тебя нет слуг, то и врагов нет.

Наигранно засмеявшись, он произнес:

— Вы, значит, консерватор. Ладно, мне пора идти. Решил, зайду по дороге к вам. Никогда такого не видел, надо же — такой расторопный да работящий. Настоящий вихрь! Храни его бог! Вот молодец какой: проворный какой, понятливый.

Я пожал ему на прощание руку:

— Всегда жду в гости, сударь. Рад был познакомиться.

— Мы все очень любили вашего покойного дедушку, — вздохнул он. — Ко мне тоже как-нибудь заходите.

Проводив почтенного старичка, я сел было за стол, но вдруг в дверь опять постучали: ровно три раза — не слишком громко и не слишком тихо, с равными промежутками. Я уже был не в состоянии вставать ради этих незваных гостей. Вчера один, сегодня двое! Не контора, а проходной двор какой-то.

— Дверь открыта, — крикнул я. — Входите, пожалуйста.

Вошел бледный, но очень красивый человек с мягкими каштановыми волосами. На носу у него были круглые очки в тонкой металлической оправе, а в руках — огромный пакет, завернутый в блестящую ярко-зеленую, как голова селезня, бумагу. Человек направился прямо к моему столу.

Протянув мне руку, он произнес:

— Добрый вечер. Надеюсь, я вас не побеспокоил. Прошу простить за то, что явился без предупреждения. Но мсье Жакоб так настаивал, чтобы я увиделся с вами, что мне пришлось рассудить так: если я зайду к вам по пути и оставлю этот пакет, то это не будет большим неудобством для вас.

Ну и противным он оказался! У него были отвратительные потные ладошки, а когда он говорил, то смотрел не мне в глаза, а как бы мимо них, по касательной, на мои виски, время от времени облизывая верхнюю губу. При этом у него был очень приятный, звучный голос, и выговаривал слова он безупречно. Эта безупречность доходила до того, что делалось скучно его слушать. Казалось, обычный человек не может так разговаривать, и все вместе в сочетании с его точеной фигурой создавало впечатление, что это — робот. Если бы мне нужно было дать ему имя, я бы назвал его Человек-Робот, и никак иначе. Однако его давно уже назвали без меня, а мне оставалось только догадаться, кто он такой.

— Вы очень хорошо сделали, господин Волковед, — сказал ему я. — А этот пакет, вероятно, — биография дрессировщика лошадей, для меня. Я рад, очень даже рад. Не выпьете немного виски?

— Вы правы, я Волковед, — улыбнулся он. Его улыбка казалась ненастоящей. Да и, пожалуй, все, что бы ни делал этот человек, казалось безупречным, но не настоящим. — Одним словом, личность, имя и внешность которой вспоминается с трудом, — продолжал он с легкой насмешкой в голосе. — За приглашение выпить благодарю; но, к сожалению, вынужден отказаться. Страдаю заболеванием желчного пузыря-с. Даже если капельку выпью, то потому будет так плохо, что вы даже представить себе не можете. А вы, надо полагать, давно дружите с мсье Жакобом, раз он развел такую бурную деятельность, чтобы я как можно скорее доставил вам все до единого тома этой биографии вашего драгоценного лошадиного дрессировщика? Я, правда, еще сам только третий том читаю.

— Как вам будет угодно, как угодно, любезнейший, — торопливо проговорил я. — Вам тоже подарок… То есть, э-э-э… мне бы тоже хотелось вручить вам кое-что. Нашелся вам подарок…. То есть я нашел… Зайдете как-нибудь… То есть… Я хочу сказать, если вы как-нибудь зайдете…

Я растерянно замолчал и с яростью уставился на него. Это было уже чересчур! Язык-то у меня хорошо подвешен, я ж не из тех, кто мямлит, не умея связать двух слов! Но этот тип каким-то образом умудрялся так влиять на людей, что они начинали бормотать бессвязные глупости. Мне волей-неволей вспомнился Человек в Медвежьей Шапке. А может, мы все — все! — выглядели такими роботами?

Моя растерянность и злоба, как ни странно, успокоили господина Волковеда. Он явно смягчился. Глаза его засияли, и, мило улыбаясь, он спросил:

— Вы подготовили для меня подарок? Большое спасибо! Нет, в самом деле, большое спасибо!

Он даже глазами мог улыбаться. А может, эта ангельская улыбка была на самом деле его защитной броней? От выпитого моя подозрительность усилилась. Я видел в быке — теленка, в соломе — бриллианты, а в роботах — ангелов с разбитым сердцем.

— Могу ли я чем-то быть вам полезен? — с готовностью спросил он полным нежности голосом. — По словам мсье Жакоба, вас интересуют убийства мальчиков-посыльных?

— В какой-то степени да, — ответил я. — Но я слишком мало знаю о них. Если бы вы смогли просветить меня хоть немного в этом вопросе, было бы замечательно.

— Как вам известно — или не известно, — произнес он, прочистив нос, — мальчики-посыльные являются шедевром генной инженерии.

— Как это?! — вскрикнул я. — Генной инженерии?

— Это чистая правда, — кивнул он. — Разве то, что они все как один и похожи друг на друга так, что невозможно отличить, причем не только одеждой, а их внешность, голос, походка, манера говорить, цвет волос, кожи и глаз тоже одинаковы; разве то, что у них у всех одинаковые ямочки на щеках, не показалось вам странным?

— Вы не поверите, — ответил я, — но я совершенно не думал об этом, пока вчера мне кое-что не приснилось. Посыльные ведь всегда рядом… Как бы сказать, они все — как телеграфные столбы. Вы замечали, что телеграфные столбы отличаются друг от друга?

— Но они-то люди, — возразил господин Волковед. — И этих людей убивают одного за другим. — Понизив голос, он добавил: —В прошлом месяце мне довелось видеть труп одного из них. У него на шее были следы лапы какого-то зверя, и поэтому меня попросили провести исследование. Знали бы вы — что это такое, увидеть, как это милое крошечное тельце лежит, бездыханное, на земле! Поверьте, зрелище это невыносимо.

У меня ком стоял в горле, и я почти прошептал: