Поднимаю к нему мокрое лицо: «Откуда ты? Почему так долго не писал?»

Отвечает, не выпуская меня из рук: «Я здесь со своей частью». «Частью? Какой частью? Ведь все войска распустили?» ― я ничего не понимаю и оттого становится страшно.

«Часть особого назначения».

Смотрю на него с недоумением, по-прежнему не понимая, о чем речь.

«Я теперь в Красной Армии», ― поясняет Макс.

Я вырываюсь из его объятий и отхожу в сторону: «В красной? Но отчего? Как же так?»

«Сейчас время такое, каждому приходится делать свой выбор. Я свой сделал. Мы слишком долго жили неправедно, эксплуатировали народ, жили за его счет. Пришло время искупать вину, вернуть свой долг народу».

«Эксплуататоры ― это все мы?! ― обвожу рукой комнату. Застывшие, бледные, немые лица. ― Все мы ― я, Maman, Володенька?! Зачем же ты пришел к нам, к врагам, к эксплуататорам?»

Морщится: «Не кричи Аня. Ты не понимаешь...»

Яростно трясу головой: «Не понимаю! Не понимаю! Я провожала тебя на фронт защищать Родину, плакала, ждала писем, а ты... ты... Зачем ты вернулся?!»

«Я вернулся к семье».

«Не надо про это!»

Вздыхает и переходит к делу: «Имение реквизируется, это вопрос несколько дней. Вам здесь оставаться небезопасно, разумнее будет переехать в московский дом. Я привез документ, что ты жена офицера Красной Армии и денежный аттестат. В Москве вас не тронут».

Мотаю головой и кричу, захлебываясь слезами: «Нет, нет, нет... Нам ничего от тебя не надо».

«Анна, успокойся, пройдет время, и ты меня поймешь. Это мой выбор, мой долг перед народом».

«Ты забыл свой долг». ― Это Николенька появился в дверях библиотеки. Белый, губы трясутся, лицо перекошено. «Не надо говорить о долге! Ты забыл его, как забыл присягу, которую давал Отечеству. Ты, и такие, как ты! Вы развалили армию, привели к гибели Российское государство. Ты сам сорвал с себя погоны и превратился в мародера и дезертира, и это конец всему. А как все хорошо начиналось! Какие были надежды! Какие мечтания! Я готов был добровольно отдать вам все! Трудиться вместе с вами на благо отечества! Так нет же, вам этого мало! Вам надо объявить меня врагом трудового народа, нужно физически уничтожить меня, только тогда вы будете чувствовать себя спокойно... Вы разожгли в народе безмерную ненависть, заставили брата идти против брата. Но я не виню народ, обманутый и запуганный. Народ не виноват! Я виню предателей, таких, как ты!»

Расширившимися глазами от ужаса глазами слежу, как поднимается Николенькина рука с револьвером. Выстрел! Перед глазами все плывет и темнота...

Очнулась на кровати в своей комнате.

Рядом няня. «Что с Максом?» ― говорить трудно, кружится голова.

«Жив, жив! Успокойся, он только ранен».

«А Николенька?! Где Николенька? Что с ним?»

«Ничего не знаю, голубка, убежал он, ищут. Тебе нельзя разговаривать, доктор запретил. Молчи, молчи...»

Просыпаюсь снова. Глубокая ночь, все спят. Но в доме не спокойно: скрипят половицы, тихо скрипят двери. Няня всегда уверяла, что в доме живут духи. Тех, кто когда-то жил здесь, а потом ушел навсегда. Оболочка ушла, а духи остались. Они знают, что дома скоро не станет. Сейчас они бродят по нему и прощаются.

Лежать нет сил, встаю, иду к бюро, беру перо в руки.

Макса поместили в голубой спальне. Из города приезжал доктор. Сказал ― рана не опасная, но достаточно болезненная, нужен покой и постельный режим.

О Николеньке ничего не знаем, исчез бесследно. Никто не видел, как он выскочил из дома и куда делся.

Приезжал уполномоченный из города, разбираться с ранением. Макс сказал, что на него напали по дороге в имение. Стреляли из кустов, потому никого не разглядел. Уполномоченный, кажется, поверил, составил протокол «о попытке покушения на офицера Красной Армии Максима Львова». Почему Максима? Разве он и имя переменил? Макс подписал, и уполномоченный отбыл восвояси...

О Николеньке по-прежнему никаких известий. Макс поправился и вчера отбыл в свою часть. Прощание вышло холодным. Провожали его только я и тетя Нина. Maman из своих комнат не вышла.

Нам тоже надо готовиться к отъезду.

Опять приезжали из города из совета солдатских и крестьянских депутатов по поводу усадьбы. Пора собираться ― и в Москву. Что-то нас там ждет?

_____________________________________________________

8 мая 1918г.

«Сегодня днем были из земельного комитета, забрали бумаги на землю и усадьбу. Все, усадьба больше не наша! Завтра утром уезжаем в Москву. С нами едет няня, верный человек нашей семьи. Последний...»

На этом записи обрывались и дальше шли чистые страницы. Я осторожно закрыла тетрадь и задумалась. Говорить не было сил. Слишком неожиданным было появление этого дневника, и слишком тягостное впечатление он произвел на меня. Требовалось время, чтоб осмыслить написанное и свыкнуться с мыслью, что оно имеет ко мне непосредственное отношение. Я кивком указала на тетрадь:

― Почему я ничего не знала об этом? Почему ты молчал?

― Такие вещи, как эти, рассказывать было не принято, о них старались забыть. Думал умру, будешь разбирать бумаги и все сама узнаешь.

― А почему твоя фамилия Новосельцев? Ведь твоим отцом был Макс Львов?

― Мама вышла второй раз замуж. Он был хорошим человеком, усыновил меня, дал свою фамилию.

― А Макс?

― Погиб в Гражданскую.

Дед тяжело вздохнул и сказал:

―Тут, Наточка, все очень не просто! Мать так никогда и не простила Макса, но надо признать, только благодаря ему мы остались живы. Хоть она и рассорилась с Максом, но официально все же считалась женой красного командира. Только поэтому власти закрыли глаза на наше дворянское происхождение, разрешили ей работать учительницей, и мы не были репрессированы.

― А Николай, твой дядя?

― Он исчез. О нем я не знаю ничего.

Часы пробили десять. За чтением и разговорами мы и не заметили, как пролетело время.

Квартира встретила прохладой и тишиной. Мы с Володей въехали в нее сразу после свадьбы, разменяв большую квартиру его матери на две двухкомнатные. Нам досталась меньшая, но она нам очень нравилась и мы потратили много сил, что бы сделать ее уютной. Я хорошо помню, как мы носились по магазинам, выискивая подходящую мебель, подбирая шторы, ковры, люстры. Часть вещей я привезла от деда, и в результате у нас получилось очаровательное гнездышко. Как давно это было! Тогда мы думали, что будем жить вместе долго, счастливо и умрем в один день. Но редко бывает так, как планируешь. Муж встретил другую женщину, ушел к ней, а я продолжаю жить здесь (надеюсь, это будет долго, но, наверняка, не очень счастливо).