― Вещи моей матери, ― сказал он, пододвигая все это богатство ко мне. ― Полагаю, тебе следует ознакомиться.

Первым делом я взяла в руки шкатулку из светлого металла, возможно серебра, потемневшую от времени и покрытую замысловатым рисунком. На крышке были изображены львы, стоящие на задних лапах и поддерживающие корону, а под ней располагались затейливо переплетённые буквы «А» и «Г». Внутри лежала та самая печатка, о которой говорил Олег.

― Она принадлежала моему деду, Александру Головину. Он погиб в первую мировую войну и других его вещей в нашей семье не сохранилось.

Я кивнула, осторожно положила шкатулку на стол и потянулась к тетради в потертом переплете.

― А это дневник моей матери, который она вела, будучи совсем юной женщиной.

Пожелтевшие хрупкие листы были исписаны изящным, слегка вытянутым почерком. Чернила давно выцвели, и некоторые слова читались с трудом. Открыла наугад тетрадь и в глаза бросилась дата: «12 января 1918г». Глаза побежали по тексту, выхватывая отдельные фразы и целые куски.

_______________________________________________________

«В округе очень неспокойно. До города всего несколько верст, а проехать их теперь ― целая проблема. На дорогах бесчинствуют дезертиры и мародеры. Тетя Нина волнуется, что от Феликса уже месяц нет известий. Утешаю ее тем, что с Кавказа почта идет долго. От Макса и от Николеньки писем нет еще дольше. Maman молчит и я, соответственно, тоже.

Сегодня утром тетя Нина приказала подать лошадей. Истомленная неизвестностью, решила отправиться в город, навестить знакомых и послушать, что говорят. Вернулась поздно вечером, встревоженная и переполненная всяческими слухами. Рассказывает, что в городе на всех углах митинги, где призывают жечь усадьбы и разгонять земство. Среди ораторов много вооруженных солдат, они прямо требуют бить буржуазию и упрекают рабочих, что те слишком мирно настроены и попусту теряют время. Солдаты грозятся навести в городе порядок...»

20 января 1918г

«Проснулась в великолепном настроении, такое солнце яркое лилось в окна ― хотелось плакать от радости. Самым серьезным образом! Как была, в ночной рубашке и босиком кинулась к окну, пыталась разглядеть хоть что-то сквозь замерзшие стекла, но тут в комнату вошла няня и все испортила. Принялась ворчать, что стою босыми ногами на полу и теперь обязательно простужусь, и не ушла, пока не заставила меня одеться.

После завтрака вышли с Володенькой во двор. Всю ночь шел снег, дорожку успели расчистить только до чайного павильона, но нам с ним хватило и этого. Слепила для Володеньки снежную бабу (маленькую), за морковкой пришлось посылать в дом. Баба получилась преотличная, он ее развалил, а потом и сам упал в снег. На этом наше гуляние и кончилось: сын промок, вынуждена была срочно вести его домой».

22 января 1918г.

«От Феликса целых два письма. Сообщает, что пока жив и, кажется, вполне здоров. Его перевели в другой лагерь, потому не писал. Пообещал писать чаще. Тетя Нина светится от радости и с письмами не расстается. Я за нее очень рада, хотела бы я так же получить весточку от мужа или брата и читать ее каждому, кто согласен слушать, несколько раз на дню. Но от Николеньки вестей нет уже три месяца, а последнее письмо от Макса получили еще осенью. Да, не так представляла я замужнюю жизнь. Сейчас смешно вспомнить те глупые фантазии, которым мы предавались в институте. Наивные, не знали, что нас ждет! А ждала нас война, разлука с мужем через несколько месяцев после венчания, редкие письма и бесконечное одиночество. Сыну уже два, а отец ни разу не видал его».

_________________________________________________________

28 января 1918

«Идут разговоры, что с германцами мы уже вовсе как бы и не враги и не находимся больше в состоянии войны. Я плохо понимаю, чем это нам грозит, но может статься война, наконец, закончится, наши близкие вернутся домой и все будет хорошо? Дядя Миша смеется над моими рассуждениями и уверяет, что хорошо уже не будет».

3 февраля 1918г.

«В газетах публикуют один декрет за другим, их так много, что это сбивает с толку. Новая власть объявила, что желающие могут переменить фамилию и звание, с этой целью надо пожаловать в городскую управу и подать бумагу с прошением. Зачем это? Разве можно отречься от себя?

Володенька, кажется, простудился, весь день капризничал, а к вечеру у него появился жар. Послали за доктором в город, а пока няня его лечит своими средствами. Maman к чаю не вышла, отговорилась головной болью, но, думаю, это из-за Николеньки. Отсутствие писем сильно ее беспокоит.

Доктор приехал в четыре утра. Сказал, что у сыночка, слава Богу, ничего серьезного. Так, небольшая простуда. С лекарствами сейчас плохо, но это можно вылечить тем, что есть дома. Оставили доктора до утра ― ночью ездить небезопасно, хотя теперь и днем всякое может случиться. Пока пили чай, доктор рассказывал последние новости. Они неутешительны: в городе вовсю идут обыски.

Володенька поправился. На прогулки пока из осторожности не водим, но он весел и вчера у себя в детской устроил форменный погром. Няня ворчит, что мы с Николенькой в его возрасте были куда как спокойней.

Весь день мы с maman занимались хозяйством, а когда стемнело, велели заложить лошадей и отправились к Петрищевым в Глебовское. Подмораживало, скрипел снег под санями. У лошадей морды в инее. И звон колокольчика такой тонкий, такой печальный! Что может быть приятнее этого звука? В Глебовском тепло и уютно. В гостиной пылал камин, и вся компания собралась вокруг него. Софья Ивановна мила и ко всем внимательна, впрочем, как всегда. Мне нравится, что здесь не говорят ни о хозяйстве, ни о политике. Последнее время, куда не приедешь, везде одни и те же разговоры: декреты, беспорядки, наступление немцев. Здесь же, несмотря ни на что, речь идет исключительно об искусстве. Хозяева живут им, дышат им и ничто не заставит их перемениться. Мне у них всегда интересно. Я отдыхаю душой. Здесь царствует Искусство. Все в доме наполнено им, куда не глянешь, везде книги, картины, ноты. Раньше тут можно было встретить интересных людей ― художников, певцов. Лучших музыкальных вечеров, чем в Глебовском, не было ни у кого в округе. Теперь же об этом остались лишь воспоминания...

Сергей Николаевич работал в библиотеке и вышел только к чаю».

________________________________________________________

6 февраля 1918г.

«Газеты сообщают, что Германия разорвала мирный договор с Россией. Ее войска наступают, не встречая сопротивления. Мы сдаем один город за другим и остановить их некому. Армии нет... С одной стороны немцы, с другой румыны... Что же будет теперь? Что происходит ― не понятно, и чего ждать ― тоже не понятно. Все мои мысли заняты Николенькой и Максом, писем по-прежнему нет. Душа изболелась, одно утешение ― тетя Нина и няня. С ними можно и поговорить и поплакать. Maman подобных разговоров не поощряет, и если бы я не видела как она постарела за те месяцы, что нет известий от Николеньки, подумала бы ― ей все равно. Нет, не все равно, просто характер не позволяет проявлять чувства на людях. Она и от меня того же требует, только я куда как слабее ее и от жалоб удержаться не могу.