class="p1">Видит жена, видят другие дочери, что не совладать им с богатырём, бросились ему в ноги, молят, убиваются, дают за отца великие выкупы.

— Не возьму я от вас теперь никаких выкупов, везу я вашего отца в Киев, к славному князю Владимиру, а хотите отца выручить, приезжайте через трое суток со всем вашим имуществом-богатством в терем княжеский, может быть, и отдам вам тогда вашего батюшку.

Повернул Илья коня, не промедлил и минуточки в Соловьином подворье, за три ускока был уже на Днепре-реке, а на Днепре-реке перевозчицей была Соловьиная дочь, Катюшенька. Широка, глубока река, видит Соловей, что не перейти богатырю, не перескочить коню богатырскому, и кричит своей дочери:

— Доченька родная, Катюшенька! Не перевози ты доброго молодца, витязя могучего, проси ты у него в залог меня старого, тогда и перевези, как отпустит меня на волю!..

Послушалась отца перевозчица, отчалила и переехала на ту сторону.

Промолчал богатырь, слез с коня, левой рукой его в поводу ведёт, а правою рвёт дубы столетние с корнями, с подкореньями; подошёл к реке, перебросил дубы, намостил себе мост крепко-накрепко, сам перешёл и коня перевёл.

Вынул он тогда из кармана подорожную плётку шелковую о семи хвостах с проволокою, подошёл к перевозчице.

— Ну-ка, девица, теперь мы с тобой рассчитаемся!

Стегнул раз, она с ног свалилась, а другой стегнул и убил её до смерти.

Приумолк Соловей-разбойник, не шелохнётся, и глянуть не смеет на богатыря.

Бежит конь у Ильи, как сокол летит, реки, озёра промеж ног берёт, хвостом поля устилает. Смотрят на Илью старые богатыри, любуются:

— Нет другого богатыря на поездку, как Илья Муромец! Вся поездка его молодецкая, вся поступка его богатырская!

Приехал Илья в стольный Киев-град. Отошла обедня воскресная, Владимир Красное Солнышко сидит в тереме со своими богатырями да витязями. Привязал Илья коня своего среди двора к высокому столбу точёному, к кольцу золочёному и говорит Соловью:

— Ты смотри, Соловей, вор, Рахманович, не вздумай уйти от коня моего, от меня никуда не убежишь, не спрячешься, везде тебя найду, отсеку твою буйную голову.

А коню своему бурушке наказывает:

— Конь ты мой добрый, богатырский! Пуще глазу береги Соловья-разбойника, чтобы не ушёл он от стремени булатного.

Вошёл Илья в палаты княжеские, прошёл в гридню, где пировал Владимир Красное Солнышко, помолился на образа, поклонился на все четыре стороны, князю с княгинею отвесил особый низкий поклон, проговорил:

— Здравствуй, Красное Солнышко, Владимир князь стольно-Киевский! Принимаешь ли к себе, Солнышко, заезжего молодца на честное пированьице?

Поднесли тут Илье добрую чару зелена вина в полтора ведра. Принимал он чару одною рукою, выпивал одним духом, не поморщился.

Спросил его тогда Красное Солнышко:

— Откуда ты, добрый молодец? Какого рода, племени? Как тебя звать, величать?

— Зовут меня Ильёю, по отчеству Ивановичем; приехал я из города Мурома, из села Карачарова, ехал дорогою прямоезжею, выехал из дому, как отошла заутреня, хотел было попасть сюда к обедне, да в дороге позамешкался.

Много было богатырей на весёлом пиру, все они переглянулись, рассмеялись, говорят князю:

— Князь Владимир, ласковое наше Солнышко! В глаза детина-то над тобою насмехается, завирается: нельзя проехать из Мурома по прямой дороге в Киев, залегла прямоезжая дорога уже тридцать лет, есть на ней застава разбойничья, засел там Соловей-разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего.

Не взглянул на них Илья, не ответил им, а сказал опять князю Владимиру:

— Ты не хочешь ли, князь, посмотреть на мою удачу богатырскую? Я привёз тебе в подарок Соловья-разбойника, он теперь на твоём широком дворе привязан у моего стремени… Оттого я и позамешкался, что очистил дорогу прямоезжую.

Повскакали тут с мест и Владимир, и все богатыри, спешат с Ильёю на двор княжеский.

Подошёл князь к Соловью, подивился на него, говорит ему:

— Ну-ка, Соловей Рахманович, засвищи-ка по-соловьиному, потешь нас с богатырями да с витязями.

Не глянул на него Соловей, отвернулся.

— Не твой хлеб, князь, кушаю, не тебя и слушаю, — говорит.

Поклонился тогда Владимир Илье Муромцу:

— Илья свет Иванович! Прикажи своему Соловью засвистать, потешь нас.

— Ой, великий князь стольно-Киевский, запеклись у Соловья уста его, не свистнуть ему теперь; вели ему вынести чару зелена вина в полтора ведра, да другую пива пьяного, да третью мёда сладкого, да дай закусить калачом крупитчатым величиною с турий рог, вот тогда он и засвищет, потешит нас…

Принесли Соловью чару зелена вина, принесли пива, мёду сладкого — освежил он свою голову, приготовился свистать.

— Ты смотри мне, Соловей, не вздумай свистать иначе, как в полсвиста, — сказал ему Илья.

Взял Илья князя с княгинею под мышки, прикрыл их плечами своими могучими и велел Соловью свистнуть. Не послушал Соловей наказа богатырского: засвистал во всю свою мочь, зашипел по-змеиному, заревел по-звериному, земля всколебалась, с теремов маковки попадали, оконные стёкла повысыпались, старые дома развалились, кони богатырские разбежались, все богатыри на землю попадали, замертво лежат, не шелохнутся.

Испугался Владимир.

— Уйми, Илья, своего Соловья, такие-то шутки нам не надобны; не пускай его на волю, натворит он беды немалые.

А Соловей стал упрашивать:

— Отпустите вы меня на волю, я выстрою вокруг Киева сёла с присёлками, города с пригородами, настрою церквей, монастырей, буду грехи свои тяжкие замаливать.

Не слушает его Илья Муромец.

— Нельзя, — говорит, — отпустить его, он опять будет разбой держать; не строитель он вековой, а разоритель.

Вывел он его в чистое поле, отсёк ему буйную голову, рассёк его на мелкие части, сжёг эти мелкие части, разметал пепел по чистому полю.

Как приехали через трое суток дети Соловьиные, как услышали, что нет в живых Соловья-разбойника, заплакали, закручинились. Не взял с них Илья ни серебра, ни золота.

— Это, — говорит, — вам именьице осталось от вашего батюшки, чтобы могли вы жизнь прожить честно и мирно, не разбойничать. Ступайте себе, берите ваше богатство-имение, оно мне не надобно.

Так и отпустил их на все четыре стороны, а сам остался служить у Владимира Красного Солнышка.

3. Илья на заставе богатырской

Под самым городом Киевом на дороге проезжей стоит богатырская застава, а эту заставу оберегают ни много ни мало двенадцать богатырей. Атаманом на заставе сам старый богатырь Илья Муромец, податаманом Добрыня Никитич, есаулом Алёша Попович.

Три года стоят уже богатыри на своей молодецкой заставе, не пропускают ни конного, ни пешего, ни своего, ни чужого; мимо них ни зверь не проскользнёт, ни птица не пролетит; горностайка пробежит — и тот шубку оставит, птица — и та перо выронит.

Разбрелись как-то богатыри: кто в Киев уехал, кто