Каспада дернулась, пытаясь донести до меня что-то безумно важное, но ее движение только причинило ей боль. Лопнула скула, и сквозь порвавшуюся кожу я с ужасом увидела коралловый росток. Господи, как же это, должно быть, больно! Темная кровь из раны смешалась с водой, растворилась в ней без остатка.

Лицо Каспады застыло, стало каменной маской. Еще бы, какая мимика, какая речь вообще с такими ранами! Я, в остром приступе сочувствия, протянула к ней руку, коснулась ракушки, которая присосалась к белой коже на ее груди. Мягко отлепила ее, стараясь не причинять боль. Острый край ракушки рассек мне ладонь, которая тут же противно заныла, но я уже присматривалась к россыпи других, таких же острых. Осторожно, поддевая кончиками ногтей, сосредоточенно снимала их с белой кожи Каспады. Я боялась задеть острые кораллы, которые проросли в ее теле, но на груди и у колен их почти не было. Нагнулась к ее ногам, сбивая особо наглых моллюсков, и у ее стопы увидела розовый, очень знакомый росток. Такие росли в доме дочерей Каспады. Исцеляющие розовые водоросли, правда же? А что, если..?

Проверяя теорию, я сжала в руке водоросль. Пальцы тут же окрасились в розовый цвет. Выдавила немного сока на рану у колена, которую оставила особо противная ракушка. Сработало! Ранка затянулась прямо на глазах.

Я выпрямилась и посмотрела на лицо Каспады, ожидая увидеть осуждение или недовольство. Ее глаза были закрыты, и с ее израненных скул капали слезы. Дочь богини молча плакала.

– Каспада, – тихо позвала я, растерянно крутя в пальцах розовую водоросль.

Она открыла уставшие, мудрые, совершенно неземного цвета глаза, и в ее взгляде я увидела такую бешеную, такую сумасшедшую благодарность, что даже смутилась.

– Ты позволишь?

Она опустила ресницы.

Я приблизилась к ней: ее лицо при ближайшем рассмотрении было сильно повреждено кораллами – их маленькие острые края едва виднелись, вспоров кожу. Осторожно, едва дыша, коснулась пальцами в розовом соке ее израненных губ. Мало… Очень мало одного ростка.

Я беспомощно огляделась. В том темном коконе, в котором мы находились, было пусто. В отдалении проносились угрожающие огромные силуэты. Зверушки Хен? Я нагнулась к самому дну, рассматривая песок там, где нашла первый росток – но ничего. Пусто. С досадой пнула песок и чуть не завизжала от радости: под ним было целое скопление розовых водорослей! Они, высвободившись, тут же рванули вверх. Невысокие, но мясистые! То, что надо. Я срывала напитанные соком веточки и выжимала из них сок прямо на лицо Каспады, боясь прикасаться к нему. Время шло, но я его не замечала, стараясь облегчить участь несчастной. До тех пор, пока Каспада неожиданно четко и ровно произнесла:

– Достаточно.

Я удивленно посмотрела на нее. Розовый сок, казалось, впитался в ее кожу. Никаких ран больше не было, да и иголки кораллов исчезли, словно втянулись внутрь.

– Пусть славится твое благородство, дочь чужой земли. Ты сделала больше, чем все мои дочери за всю свою жизнь. Я не забуду, – тихо сказала она.

Я кивнула, не считая нужным что-то отвечать. Но не спросить не могла.

– Ты можешь вернуть меня домой?

– Нет. У меня нет такой силы. Но сможет другой.

– Значит, богиня..? Хен?

Уголки губ Каспады опустились вниз.

– Моя мать заточила меня здесь.

– Да ладно!

Я так изумилась, что не удержалась от восклицания. Вот это поворот!

– То есть… как? Она, получается… Но за что?

– Я для нее зло, – грустно ответила дочь богини.

М-да. Воистину, наказание божества! Меня передернуло. Ни один поступок не стоит таких мучений, которые испытала на себе несчастная Каспада. Ужас-то какой! И я сейчас на островах настоящей садистки, этой ее насквозь божественной маменьки! Вот блин!

– Как тебе помочь? – тихо спросила я.

Надежда, вспыхнувшая в глазах Каспады, тут же угасла.

– Тебе нужно провести один… ритуал. Ты спасешь меня и сможешь вернуться туда, где осталась твоя душа.

Я сделала вид, что не заметила этой мутной формулировки, и с нетерпением спросила:

– Что за ритуал?

Но Каспада замолчала, снова прикрыв глаза. Я не стала торопить: может, целебный сок и немного облегчил ее страдания, но вести полноценный диалог ей все равно должно быть непросто.

Я ждала, и Каспада, наконец, решила заговорить.

Она посмотрела на меня, и в ее аквамариновых глазах я увидела отчаяние утопающего. Такой обреченный взгляд мог бы быть у человека, который, оступившись на скользком подоконнике, уже сорвался вниз, понимая, что до конца остались считанные мгновения.

– Ты должна отдать свой… архей. Добровольно.

Хм. Где-то я это уже слышала.

– И кому же?

– Моему отцу. Акатошу.

Ох.. ренеть!

Идти к заветному храму ведьмам не пришлось. Зачем идти тем, для кого море может стать тропой?

Дочери Каспады ждали Олию, чтобы дружно и всем составом посетить древнюю святыню. И в ночь после праздника, пока луна озаряла гладкое и послушное море, отправились на другую сторону острова. Пара часов неспешной прогулки по застывшим, подчинившимся волнам, и ведьмы добрались до скал, в которых скрывался вход в старинный храм.

Найти его в темноте было непросто, но Кадма, получившая, как первенец богини, больше сил морской стихии, ощущала воду как продолжение себя. Именно она почувствовала море в полости неприступной скалы.

Вход в храм был обнаружен в неприметной скальной расщелине. От нее вверх уходили с края скалы едва заметные, топорно вырубленные ступени.

Первой, по праву старшей, в расщелину скользнула Кадма. За ней последовали остальные.

Вода, разливающая мягкий фосфорный свет, рванулась из одновременно надломленных ракушек морских ведьм. В выдолбленной в скале каменной комнате стало светло, как днем.

Ведьмы молча оглядывали вновь обретенное святилище. Оно ничем не напоминало их такой уютный и прекрасный дом. Не было ни роскошных кораллов, ни причудливых раковин, ни белизны мрамора.

Стены, выкрашенные в синий, от пола до неровного потолка были покрыты фресками с яркими, объемными изображениями. Странными, очень непривычными, почти пугающими своей натуралистичностью. Время оказалось над ними не властным, и даже море, его соль и влага не испортили ни одной картинки. Кадма подняла голову: потолок тоже был разрисован. На нем богиня Хен, изображенная с потрясающей точностью, сотворяла острова, поднимая морское дно на поверхность. Взгляд Кадмы скользнул ниже. Она подошла ближе, направляя светящийся водный жгут к стене, внимательно всмотрелась и охнула. На фреске с потрясающим мастерством была изображена Каспада с хвостом рыбы. Мать любила порезвиться в воде, становясь женщиной лишь наполовину, смеясь, говорила своей тогда еще совсем маленькой дочурке Кадме, что в море нужно плавать, а не мочить стопы. Каспада на фреске была ровно такой же, какой Кадма ее запомнила.