— Фиаско. — Термидор шлёпает по губам салфеткой. — Он без проблем взял пару банков. Знаешь, толковый кидала. Прекрасный образец причёски. Но слишком молод, считает, что проблемы надо покупать — не знает, что это благотворительная халява. Знаешь, когда сбежал Рони Нелюбимый? Пощёчина Корове, но босс был терпеливым человеком. Нелюбимый был героем в клинче, пока Корова не пустил слушок, что боксёр обожает мини-овощи. То падение с лестницы было неслучайным. Моё мнение, виной тому — долг в голове. Я получу, что причитается с Гарри Фиаско. И тут бы тебе и карты в руки, Атом, но я вроде приглашал тебя в свою жизнь вчера? Что тебя задержало?

— Проснулся, показалось, что в комнату залетела летучая мышь — что-то такое шлёпало. Оказалось, летающий логотип сбежал из телесети — потерял терпение по дороге на станцию. Я открыл окно и попытался выгнать его наружу метлой. Но он оказался тупым, не понимал, что я хочу помочь. Так он и взмывал и шлёпал, взмывал и шлёпал. Наконец нацепился мне на задницу и прилип. — Он поворачивается показать логотип на штанах, на ягодице. — Канал 10 000. Никогда его не смотрите.

— Такой обычный парень, а? А мне рассказывали другое. А, Нек? Наш гость — и вправду сложная мишень, да?

Пока Термидор говорил о положении пистолета Атома, Нада Нек снимал с него мерку. — А кажется вполне простым, — подозрительно бормочет он.

— Смертельно простой, — улыбается Термидор. — Точно. Парень попал в переплёт, ни в чём не замешан, получает по ушам исключительно за ресницы своих прекрасных глаз, — так мы должны были подумать, умник?

— Почти настолько простой, мистер Термидор. Знаешь, мой отец часто повторял: „За что могли бы мы возблагодарить тьму, как не за свет?” Похоже, в таком городе, среди рецидивистов, он оказался оригиналом — вместо того, чтобы раз за разом предпринимать одно плохо продуманное правонарушение, он повторил одно преступление миллион раз в голове, и только один раз во плоти, ограбление, окончившееся его угрюмой смертью. Его призрак продолжает каждую ночь совершать набег, противоестественное воздержание при жизни дало его душе миллион толчков к самовыражению. Иногда кислыми вечерами, если вслушаться, можно услышать, как Отец пытается вскрыть то крепкое хранилище прозрачными руками.

Минитмен примеряет плащ Атома на складе. Тот садится, как перчатка, и создаёт шипучее ощущение внутри. Он понимает, плащ смыкается, как Венерина мухоловка. Перед глазами появляются точки, зрение затуманивается. Он не то чтобы удовлетворён, но не может ни дышать, ни жаловаться. Кости ломаются с тупым ударом. Скоро плащ превращается в подобие тюбика зубной пасты, сдавленного в кулаке — фарш бандита извергается с обоих концов.

— Где тыква? — говорит Термидор в главном холле. Атом, лучащийся безразличием, широко зевает.

— Эй, таинственный гость, я тебя задерживаю?

— Немного.

Термидор толкает по столу телефон.

— Крути вертелку, и чтобы товар был здесь, иначе твой жабрастый друг будет дышать воздухом.

Атом подходит и берёт трубку, набирает номер.

— Я считал тебя за шприц, — удовлетворённо улыбается Термидор.

— Вы верите в переселение душ, мистер Термидор? — А? Нет.

— Тогда я просил бы вас держать ваше мнение при себе. Мэдди? — Его внимание переключается на телефон. — Это Тэфф. Мне надо, чтобы ты принесла с собой тот предмет к бандитам в песочницу. А? Да, как мы и думали. Штаны? Чёрные. С логотипом, да. Нет, трусов нет. Знаю, что холодно. Прямо сейчас? Мажу тебя вареньем. Ладно. До встречи. — Он возвращает телефон. — Всё готово, мистер Термидор.

— Нек, принеси рыбу.

— Он в горячей ванне с Черри и Линдой, босс.

— Прерви их.

Нада Нек выходит, а Атом садится и закидывает ноги на стол.

— Джед может нас развлечь, пока мы ждём мою коллегу.

— Развлечь? Как?

— Он может морщить губы, как рыба.

— Но он и есть рыба.

— А чему вы тогда так удивляетесь?

Бак Джеда Хельмса вкатывают на тележке для напитков.

— Эй, Атом, — булькает он, — я попробовал жизни Термидора, и она мне нравится.

— Я пришёл спасать тебя.

— Спасать меня? Шутишь.

— Ты страдаешь от Стокгольмского Синдрома. Перенесение — эти люди тебе не друзья. Они хоть раз просили тебя орать чуть-чуть погромче?

— Ни разу.

— Не могу поверить. Посмотри на себя, ты перегрелся.

— И вполне доволен.

Атом предлагает Джеду просвистеть «Мак Нож» во время вынужденного антракта, но споры затягиваются как раз на восемь минут, за которые Мэдисон добирается до них, так что время пролетает вполне весело. Спокойная, как труп, Мэдисон вносит жестяной футбольный мяч и ставит его на стол.

— Отлично, парит и смотрится солидно. Одно из этих криовёдер? Надеюсь, извилины сглажены, мисси. — Термидор смеётся, пока лакеи не улавливают и не вносят свой вклад.

— Как-то он смотрится не ахти, — говорит Мэдисон Атому, и комната вдруг погружается в тишину.

— Мы только заберём барракуду и сразу же уйдём, мистер Термидор.

Но за спинами Атома и Барбитур появляется новоприбывший в костюме Люгера.

Термидор улыбается без изумления.

— Расточительный балбес, — говорит он, когда Гарри Фиаско подходит к столу. — И снова ты возвращаешься назад в мою жизнь. Как раз успел к полднику и его кровавым последствиям. Гарри, Гарри, Гарри, ты был занят сильнее, чем муха, решившая закрыть глаза. Глуш. — Глушак подаёт Термидору.357, и тот наводит его на Фиаско. Когда он взводит курок, звук похож на шаг скелета в соборе. Томатная слеза катится из его овощной сетчатки. — Скажи, Гарри, что это не ты приделал ноги одной весьма ценной тыкве, а потом упустил её в руки этих слуг закона.

— Это целая обойма лжи, мистер Термидор, — кричит Фиаско. — Да, я украл мозги, но только для вас, они в безопасности, мистер Термидор, клянусь.

— У меня другая информация, — громыхает Термидор, выцеливая своё самолюбие. Мрачные побуждения сталкиваются в воздухе, как грозовые фронты.

— Точь-в-точь, Гарри, — замечает Атом. — Паспорт на неё есть?

— Сыщик говорит, мозги там. — Термидор тычет пистолетом в металлический шар.

— Ага, а в телевизоре живут пчёлы, — ехидничает Фиаско. — Гляньте сами, если мне не верите.

— Пацан, человеку с пистолетом не нужны советы, — объявляет Термидор. Он дрожит. — Я выдавлю из тебя столько крови, что ты не сможешь выносить цветовую дисгармонию.

— Пентюх прав, мистер Термидор, — говорит Джед Хельмс.

— Ну, всё, во мне бушует ураган эмоций, я за себя не отвечаю! — рычит Термидор, разнося рыбобак, который разлетается вдребезги вокруг Джеда, а тот, в свою очередь, извивается, как кракен на средневековой карте. — Прочь с дороги! — Он палит из оглушающего «Комбата», когда дотягивается до шара. — Я напрягся. Очень напрягся. Если гадская тыква будет внутри, тебя откопают лет через двадцать, Фиаско. Если нет, — ты, Атом, может ты тоже, Фиаско, и может даже гадский сукин сын, пожирающий моё время, — вас распылят в шлюзовой камере! — Он сгребает шар и крутит его половинки — шов щёлкает. Резко падает разрешение. Как большинство потоковых технологий, синдикатная бомба работала на дешёвом, но оригинальном трюке. Она не то чтобы действительно выдирала подтекст из точки взрыва, она превращала полосу частот в оживший роман Апдайка, подтекст, содержащий исключительно общеизвестную информацию — в результате появлялась плоская реальность, в которой каждый шаг являлся утверждением очевидного. Доплеровское смещение протянуло пулю мимо уха Атома, но не сообщило ему ничего нового. Термидор ударился в неистовство берсерка, запугав своих ребят до гнетущего хаоса. Плоскостная бомба нейтрализовала всё этерическое оружие. Атом схватил Джеда и вслед за Мэдисон вышел из помещения. Его плащ вырвался со склада, как летучая мышь из ада, и вцепился в него, словно намагниченный. В машине они запихали Джеда в портативный сферический охладитель и рванули с места за минуту до того, как прилетели копы, крутя вишнёвыми мигалками. Никто ничего не понял.