– На молебен! Быстро! Пять минут на все дела! – рявкнул он.

Соседи Олега уже сбрасывали одеяла.

Сам он в армии не служил, лишь проходил сборы на военной кафедре, но было это адски давно, и он успел отвыкнуть от подобных «упражнений» – застелить кровать и одеться за то время, пока горит зажженная спичка, рысцой сбегать в туалет, позевывая и стараясь не задремать на ходу.

И помчаться дальше, туда, куда устремились все обитатели лагеря…

Деревянная «эстрада», которую разглядел вчера в сумерках, оказалась молельней – навес, под ним кафедра для проповедника, а стенка за ней украшена священными изображениям: неизбежное Око в центре, рисунки, изображающие Восемь Грехов и Восемь Добродетелей, улыбающиеся физиономии святых и пророков всякого толка, нарисованных по одному и группами.

Пришлось встать на колени, руки сложить перед грудью, а голову склонить.

– Мир вам, возлюбленные дети! – объявил возникший за кафедрой отец Риччи. – Поприветствуем же новый день, посвященный упорному труду во славу святой матери нашей церкви…

Темой проповеди он выбрал Второе Грехопадение, случившееся уже на людской памяти, закончившееся победой над «ратями ересиаршими» и низвержением всей их мерзкой кодлы прямиком в ад. Инквизитор рассказывал с такими подробностями, словно лично помогал тогда святому воинству.

Олег быстро сообразил, в какие моменты нужно издавать ритуальное восклицание «Ахой!», после чего заскучал и принялся исподтишка оглядываться: лица у «однокашников» сосредоточенные, вон плямкает губищами Арам, вон истово осеняет себя знаком Ока малорослая деваха с рыжей косой, вон двое парней аж дрожат в непритворном экстазе. Никто не перешептывается, не зевает, на отца Риччи глядят как на родного папу.

В задних рядах молятся парни с оружием, судя по всему – охранники, из числа которых и та парочка, что обнаружила и захватила вчера Соловьева. Но точно так же стоят на коленях, повторяют те же слова, что и другие, и не похоже, что они присматривают за «студентами». Никто не помешает, если он вот прямо сейчас подскочит и рванет к зарослям…

Но нет, окрестности лагеря патрулируют не на случай того, что кто-нибудь вздумает дать деру, – бежать в конечном итоге некуда, домой не вернешься, как ни старайся. Скорее всего дозор устроен против местных хищников или разумных аборигенов, если таковые имеются.

– Ахой! Мир вам! – произнес отец Риччи в последний раз, и слушатели начали подниматься с колен.

За молебном последовала пробежка, и тут Олегу пришлось совсем тяжело – физическими упражнениям он, честно говоря, пренебрегал, поскольку никогда не толстел, вот уже лет двадцать весил чуть больше семидесяти.

Обратно в лагерь прибежал весь мокрый от пота, с языком на плече, да еще и опоздал на завтрак. Едва успел дойти до столовой, взяться за ложку и воткнуть ее в горку рассыпчатой кукурузной каши с мясом, как Дитрих гаркнул, что со жратвой покончено и что пора отправляться на занятия.

Два часа потратили на то, что именовалось «практической теологией». Занимались в одном из учебных классов, а точнее – под навесом, где стояли длинные столы и вокруг них лавки, и то, и другое сколочено из досок, причем довольно небрежно. Другие такие же «помещения» располагались по соседству, как и небольшой плац, и он мог видеть, что делают обитатели иных палаток.

Кто-то отрабатывал приемы рукопашного боя – девчонки и парни валились в пыль, перекатывались и вскакивали, на одежде темнели пятна пота. Кто-то собирал и разбирал пистолеты – блестели разложенные на чистых тряпицах детали, стояли бутылки со смазкой, слышалось клацанье затворов.

Остальные занимались вещами более теоретическими…

Вел теологию собрат отца Риччи по Ордену Взыскующих Истины, по годам старший, по чину, как понял Олег, младший. На новичка он особого внимания не обращал, и так ясно, что тот пока мало чего понимает, зато остальных до седьмого пота гонял по Доктрине Цада, заставляя произносить наизусть и толковать разные отрывки. Напоследок же сказал Соловьеву:

– А ты, сын мой, должен заниматься вдвойне яростно, ибо незнание есть преступление для того, кто посвятил себя духовной брани, надел латы сверкающие и взял меч обоюдоострый…

– Да, отец мой, – покорно сказал Олег и поймал ехидный взгляд Ингеры.

Следующие два часа занимались предметом, который он менее всего ожидал тут встретить… английским языком! Из обитателей одной с ним палатки более-менее сносно говорил один лишь Дитрих, остальные, несмотря на усилия преподавателя, с трудом могли связать пару слов:

– I have… a table… Table are… is big.[5]

Обед, после обеда небольшой перерыв, и его можно провести на койке.

Олег честно взял Доктрину Цада и принялся читать с самого начала – нет, он не собирался вникать в эту религиозную белиберду, просто маскировался, старался вести себя так, как от него ждут все, начиная от соседей по палатке и заканчивая преподавателями и самим отцом Риччи.

– Если тебе что-то неясно, то ты имеешь право обратиться с вопросом к братьям, – пояснил Дитрих, проходивший мимо койки Олега.

– Да, хорошо… – отозвался тот. – Э… я не очень понял, для чего нас тут готовят?

Глаза старосты фанатично сверкнули.

– Чтобы нести слово истины по всему миру и за его границы, просвещать заблудшие души, извлекать их из тенет мрака, излечивать от заблуждений и обращать к свету! – выпалил он на одном дыхании.

Так это что, выходит, всего лишь курсы миссионеров?

Ничего удивительного в этом вроде не было, Цад поощрял активную проповедь по всему Центруму. В Лирморе существовала основанная века назад семинария, где священники учили языки других стран и народов, готовились к трудным и опасным путешествиям. Орден Ищущих Веры рассылал эмиссаров, открывал приюты для сирот и школы от Хеленгара до Аламеи и даже в более дальних землях…

Зачем создавать еще одну семинарию и прятать ее в другом мире?

Судя по английскому языку, собранных здесь людей готовили для отправки на Землю… Но высшие иерархи церкви никогда не говорили, что необходимо принести слово божье в иные вселенные. И зачем миссионерам умение стрелять?

– Запросто, спасибо, – проговорил Олег и вновь уткнулся в книжку.

Перерыв закончился слишком быстро, и пришлось тащиться на семинар по диспутологии… Провел его сам отец Риччи и сделал это, как не смог не отметить Соловьев, блестяще – два часа пролетели как один миг, а под конец он сообразил, что даже узнал кое-что новое и интересное.

Из седого инквизитора вышел бы отличный бизнес-тренер со склонностью к жестким методикам.

– Неплохо, сын мой, неплохо, – сказал отец Риччи напоследок и даже улыбнулся. – Старайся, ибо, как сказано в Книге Откровения, «пот ваш есть роса на губах Создателя». Понимаешь?