– Какие крохотные, – заметила она после продолжительной паузы. Хотя главе семейства никогда в жизни не приходилось выполнять тяжелую работу, ее ладони покрывала грубая кожа и пальцы выглядели очень сильными. Маленькие шарики прямо-таки утонули в этих крупных руках. – Принеси мою тушечницу, пожалуйста.

– Да, бабуля.

Покрытая золотистым лаком шкатулка с письменными принадлежностями стояла на обычном месте – рядом с пюпитром для чтения. Тоёно устроилась на солнышке на энгаве и начала растирать тушь.

Нобутака раздвинул фусума и заглянул на женскую половину – редчайший случай, надо отметить.

– Хана принадлежит не только вам, матушка. В конце концов, я ее отец и тоже имею право с ней пообщаться.

Бедняга чувствовал себя одиноко оттого, что мать единолично завладела вниманием дочери, которую он так давно не видел.

– Да, конечно. Потерпите немного, Нобутака-сан, скоро я пришлю ее к вам в кабинет.

– Что у вас за секреты?

– Вам знать не положено. Ступайте! – велела Тоёно, и великовозрастный сын послушно выскользнул из комнаты.

Хана медленно вытянула амулет из рукава, где прятала его от отца. Тоёно взяла кисточку и написала: «Хана, 23 года».

Тоёно и Хана снова поднимались по ступеням к храму Дзисонъин. С ними отправились Току и Киё. Был почти полдень, когда женщины добрались до павильона Мироку.

Киё, как самая высокая из них, повесила амулет на колонну у входа в зал церемоний. Крохотные белоснежные шарики Ханы сразу бросались в глаза на фоне своих потемневших от времени и дыма благовоний собратьев. Майское солнышко заливало храм ярким светом. Тоёно и Хана закрыли глаза и помолились.

Потом Тоёно сделала шаг вперед:

– Давайте попросим у настоятеля талисман на счастье.

Току опрометью бросилась в покои священника. Бедняжка испытывала невыносимые душевные муки, глядя на то, как Киё из дома Матани прислуживает Хане. Что касается Киё, та не упускала случая лишний раз подчеркнуть перед Току свое превосходство, постоянно поправляла воротник Ханы и бросала на соперницу высокомерные взгляды, стоило хозяйке обратиться к ней с просьбой. хана не могла не заметить этой молчаливой вражды между двумя служанками и напомнила себе, что она раз и навсегда стала членом семейства Матани. Молодая женщина решила вернуться домой на следующий же день, хотя свекровь и разрешила ей побыть с родными столько, сколько ей захочется, и велела не торопиться.

Нобутака ужасно расстроился и попытался уговорить дочку задержаться. Уязвленная до глубины души Тоёно поджала губы и насупилась. Однако бабушка прекрасно знала характер внучки и предпочла промолчать. Уж если Хана что решила, с пути ее не свернуть.

В следующем месяце начался сезон посадки риса, а на севере провинции Кии шли проливные дожди.

– Ну что за дела! – раздраженно цокал языком Кэйсаку.

На небе не было видно ни единого просвета. Однако к августу установилась необычайно солнечная погода. «Какой странный год выдался», – вздыхал народ.

25 августа Хиробуми Ито объявил в Токио об учреждении новой политической партии Сэйюкай,[35]о которой так много говорили. Кэйсаку пребывал вне себя от радости и даже зачитал вслух декларацию маркиза Ито. Хана не могла сдержать улыбки: то ее муж рвет на себе волосы, переживает, как бы бесконечные дожди не повредили крестьянам, то весь светится, с детским восторгом прижимая газету к груди.

– Малыш станет политиком! – заявил разгорячившийся Кэйсаку.

– В таком случае выбора у меня не остается, придется родить мальчика, – улыбнулась жена.

– А это и есть мальчик. Я уже и имя ему придумал.

– Правда?

– Да. Хочу назвать его Сэйитиро. Сэйитиро Матани. Хорошо звучит, как ты считаешь?

Кэйсаку оказался прав. 3 октября родился Сэйитиро. Акушерки отметили, что роды прошли очень легко, особенно если учесть, что ребенок первый. Однако Хана не могла с ними согласиться. Ее познания в этой области сводились к нулю, и роженице пришлось напрячь все внутренние резервы организма, чтобы произвести малыша на свет.

По традиции повитуха должна была сравнить младенца с драгоценным камнем, а она вместо этого без умолку трещала о том, как хороша спящая в постели юная мать.

Дождь лил не переставая, совершенно равнодушный к торжествам в доме Матани, устроенным в честь рождения первенца. Осень вступила в свои права, время печали и меланхолии. Дочери семейства Ханда из Нисидэгайто пришлось отправиться в свадебное путешествие в Ивадэ под дождем. Прикованная к постели Хана слышала, что приданое несли в трех сундуках, завернутых от сырости в промасленную бумагу. Кэйсаку побывал на пиру, но Хана не смогла на следующий день нанести новобрачной официальный визит.

– Как свадьба Ёсии? – спросила Хана однажды вечером, когда муж пришел навестить ее и сына.

Кэйсаку внезапно посерьезнел и сделал вид, что нянчится с ребенком. Хана молча изучала его профиль, не считая возможным настаивать на ответе – понимала, что муж чем-то озабочен. Через секунду Кэйсаку вышел из комнаты.

Еще на обратном пути из Ивадэ он заметил, что воды Кинокавы поднимаются, и теперь, накинув на плечи плащ, направился к реке, встал на берегу. Дождь не утихал, смеркалось, над Кинокавой висел зловещий туман. Волны, погоняя друг друга, бешено неслись у его ног. И хотя Кэйсаку не сомневался, что дамба выдержит, на душе было тревожно.

– Эй, там! Приветствую! – послышалось издалека.

Неуверенный, правильно ли он расслышал, Кэйсаку опасливо спросил:

– Кто здесь?

Темная фигура приблизилась.

– Вы, случаем, не Кэйсаку Матани?

– Да. А вы – Сигэ Канада?

– Верно. Что вы делаете здесь в такую непогоду?

– Пришел поглядеть, сильно ли вода поднялась. Боюсь, как бы наводнение не началось.

– И я тоже. Давно уже льет как из ведра. Мусоту не затопит? – Сигэ внимательно вгляделся в лицо юного старосты деревни. Похоже, Кэйсаку человек надежный, ни в чем своему отцу не уступает.

– Думаю, Мусота не пострадает. – Кэйсаку перевел взгляд на поток. – Поглядите туда, Канада-сан. Не бревна ли это?

– Точно. Какой ужас! По-вашему, дамба Ивадэ рухнула?

Сигэ, конечно, преувеличивал, но Кэйсаку вмиг оценил ситуацию. Если по реке поплыли бревна, значит, и мост, и дамба не устоят, это только дело времени. Жителей Мусоты никто не защитит, но мужчины могут кое-что сделать.

– Канада-сан, бегите в Сонобэ. Пусть молодежь соберется здесь с топорами. Я свяжусь со старостами Исао и Ногавы.

– Хорошо.