здоровенный толмут с меню. Захар морщится и, не заглядывая в книжку, заказывает водки. Черт. Опять.

Сам будешь пить. Ей богу не притронусь.

— Захар… Блин…

— Ну что "блин"? Не могу я пить твою гадость. — Кивок в сторону бутылки стоящей на столе. — Не могу.

— Ишь патриот. Мартини он пить не может. — Мой черед немного поиздеваться.

— Не могу. Оно можжевельником воняет. А я его на дух не переношу, ты же знаешь. И, вообще…

Захар осекается, когда я, не выдержав, начинаю хохотать. Недоуменно смотрит на меня, хмуря брови, а потом начинает смеяться. Так и хохочем как два идиота. Это нервное. Это пройдет. Просто нам сейчас очень хочется верить, что надо мной просто пошутили. Что мы просто приперлись как два дурака в этот бар. Просидели полтора часа. А потом напьемся и спокойно разойдемся по домам. И мы верим. Верим вплоть до той минуты, когда в вестибюле с грохотом и звоном вылетают выбитая снаружи дверь. И группа из трех накаченных парней в черных масках врывается в зал. Один из них тут же бьет рукояткой пистолета по голове одного из бритоголовых. Слишком уж смелый оказался — решил привстать со стула. Другой налетчик сразу кидается к бармену. Третий остается у входа.

— Дьявол. Кажется, нарвались мы с тобой Витька. — Шепчет Захар.

Странно. Но в зале никто не паникует. Даже размалеванные девицы. Все молча застывают, напряженно глядя на людей с оружием. Тот, что ударил парня молча подходит к черному кубу музыкального центра и коротко, без замаха пинает его ногой, вдребезги разбивая индикаторную панель.

Музыка, взвизгнув, замолкает. Парень поворачивается к замершей публике и спокойно изрекает:

— Всем сидеть на своих местах. Это ограбление.

Ну надо же. Предупредил. А так оно конечно непонятно.

Одна из девушек начинает приподниматься.

— Я же сказал, сидеть! — орет налетчик, и подлетев, сбивает ее кулаком на пол. — Кому еще не понятно?

Вороненый ствол пистолета обводит замерших посетителей.

— Прекрасно. Ты.. — Кивок в сторону застывшего с поднятыми руками бармена — Открывай кассу.

Тот дрожащими руками выполняет приказ.

— А вы… — поворачивается к нам грабитель — бумажники на стол.

Ого. Второй из бритоголовых тоже решил поиграть в героя. Похоже, слишком уж любит свой бумажник или слишком верит в свою накаченную мускулатуру. Он резко подпрыгивает со стула и бьет грабителя по руке с пистолетом. Оружие падает на пол, а налетчик отлетает к подиуму. Тот, что у кассы начинает стрелять. Первый выстрел в бритоголового. Второй в попытавшегося удрать бармена. Бритый успевает спрятаться под столом, а бармен нет, и падает с простреленной грудью. Я вижу, как напрягается Захар, и успеваю только крикнуть.

— Захар. Не надо!

Поздно. Тот резко ныряет в сторону, одновременно сбивая меня на пол ударом в плечо. Перекатывается, выхватывая свой ПМ. Гремит выстрел. Налетчик с еще дымящимся пистолетом отреагировать не успевает и умирает. Второй выстрел Захара также находит цель — прикрывающий вход бандит отлетает в коридор, выронив оружие. А вот последнего Захар снять не успевает. Тот откатывается с подиума. Ныряет под стол, подхватывая с пола пистолет.

И стреляет в ответ. Захар на секунду замирает, как-то недоуменно смотрит на меня и падает.

— Заааахаааар.

Я дергаюсь к нему и хватаю за руку. Он еще жив. Открывает рот, пытаясь что-то сказать и обмякнув, замирает. Изо рта вытекает тонкая струйка черной крови.

— Захар, как же так. Захар.

Его убийца неторопливо поднимается и идет ко мне. Ухмыляясь, поднимает пистолет. Я смотрю в черный зев дула и кричу:

— Гад!

Ему уже нечего терять, и мы оба это понимаем. И главное, ему не нужны живые свидетели.

Он начинает смеяться и плавно тянет курок.

Глава 5

А ведь тебе парень сегодня не повезло" — тихо шепчет незнакомый голосу меня в голове.

Вдох, и мое тело начинает плавиться как восковая кукла на жарком огне. Трещит разрываемая одежда, не выдерживая напора растущей плоти. Руки обрастают мощными мышцами и тяжелой черной броней. Ноги тяжелеют, а в низ живота словно падает гиря — смещается центр тяжести.

Выдох.

Он даже успевает нажать на спуск. Пистолет выплевывает смертоносный кусок свинца, но вот меня уже нет в том месте, куда должна попасть пуля. Я уже стою сзади еще ничего непонимающего и нервно сжимающего в руках оружие человека. Стою и жду, когда он обернется чтобы умереть.

Вдох. Выдох.

Роняю изломанное и изорванное тело на холодный пол и подхожу к лежащему Захару. Трогаю шею, проверяя пульс. Но это уже бесполезно. Он умер. Умер, спасая меня от моего страха.

Поднимаюсь, оглядывая поле боя. И ловлю горящий безумием взгляд одной из девушек. Она стоит с разинутым ртом, глядя на покрытую черной броней тварь стоящую перед ней. И я понимаю, что она боится меня гораздо сильнее, чем закончившейся перестрелки. Тогда она просто примерзла к стулу, растерянно наблюдая за грабителями. Теперь — завизжала и бросилась к выходу. Ее подруга метнулась следом. Правильно. Будь я человеком, тоже пожалуй бы испугался. Только вот, я уже не человек.

Поднимаю почти невесомое для меня тело Захара на руки и выхожу в вестибюль. Подхожу к потрепанному зеркалу. Провожу над ровной поверхностью ладонью, заставляя белое стекло сначала мутнеть, а потом переливаться цветами сбесившейся радуги. И шагаю прямо в ревущий огненный вихрь, возникший на месте старого зеркала.

Черный пепел. Черный пепел под ногами и белесые облака на прозрачном небе. Огненный вихрь за моей спиной тихо угасает, отрезая дорогу назад. Мне все равно. Я пришел сюда не затем, чтобы уходить. Я пришел похоронить друга.

Мне больно. Очень больно. И болит вовсе не тело. Этому телу почти невозможно причинить боль. Черная броня, покрывающая меня с ног до головы, выдержит любую пулю и любой нож. У меня болит душа. Если конечно она у меня есть.

Нежно кладу Захара на черную землю. Прости друг. Прости за то, что не успел тебя остановить.