Октавия посмотрела в сторону кровати. Лорд Ник лежал с одного края и, судя по равномерному дыханию, крепко спал. Если положить подушку посередине и таким образом разделить кровать пополам, можно будет тихонько устроиться с другого края. Ей необходимо согреться. Если даже она не уснет, то хоть не промерзнет к утру до костей.

Октавия осторожно встала, набросила на плечи покрывало и на цыпочках отправилась к кровати. Затаив дыхание, девушка осторожно подняла одеяло и просунула подушку на середину. Спящий не пошевелился. По-прежнему не дыша, она забралась на высокий матрас, юркнула под одеяло и, свернувшись калачиком, попыталась унять дрожь, от которой, казалось, ходуном ходила кровать.

Октавия лежала тихо-тихо, боясь скатиться в лунку, разделяющую кровать на две половины. Она согрелась, но странное возбуждение не покидало ее. В голове роились неясные мысли, которые ускользали прежде, чем она успевала их ухватить.

Тяжелый халат превратился в инструмент пытки, казалось, он так стиснул тело, что невозможно дышать. Ей было жарко, тяжко. Октавия попыталась выпутаться из халата, совершенно забыв, что двигаться следовало только осторожно. Наконец халат упал на пол, и девушка с облегчением вздохнула, почувствовав под тонкой рубашкой собственное тело.

Неясные мысли сверлили голову все настойчивее, проникали в мозг, как бесцельно ползающие змеи — скорее не мысли, а ощущения; тело охватила дремотная нега, но прежнее возбуждение не ушло. Она чувствовала свое тело, как не чувствовала раньше никогда. Руки пробежались по нему и обнаружили, что соски стали твердыми, ладони скользнули вниз. Ноги разошлись в стороны, и пальцы проникли между ними — Октавия с удивлением поняла, что ее лоно увлажнилось. Необыкновенное, болезненное возбуждение вновь нахлынуло на нее.

Она погладила себя, все больше поддаваясь дремотной неге. Рой образов в голове потерял всякий смысл, глаза всматривались в размытый, мерцающий пейзаж, который, казалось, возносил ее на вершины соблазнительного сияния.

Ей грезился собственный рот, поцелуй столь невесомый и легкий, что не потревожил бы даже воздуха. Грезились руки, обвивающие могучее теплое мужское тело. Она вдыхала запах кожи — знакомый, но не ее запах. Ей казалось, что ее кожа соприкасается с кожей лежащего рядом мужчины, а его пальцы ласкают ее поясницу, поглаживают груди, пробегают сверху донизу по всему телу, снимают беспокойство, вызывая отчетливое желание. Она чувствовала, как ее губы раскрываются для совсем другого поцелуя — поцелуя всем ртом, слышала словно кошачьи вскрики в чувственной темноте и понимала, что это ее голос. Мечтала о том, чтобы радостное предназначение проникло в каждую клеточку и заставило душу петь, чтобы тело слилось с другим телом и полностью подчинилось ему. Октавия погружалась в обволакивающую черноту и вновь выныривала на сияющий берег. Она снова и снова испытывала минуты радости и длинный, пологий, дремотный спуск туда, где ее ждало зеленовато-тусклое, сонное забытье.

Эти чувственные мечты преследовали Октавию всю ночь, а тело существовало в каком-то нереальном пространстве, отдаваясь все более могущественным волнам наслаждения.

Октавия проснулась от яркого солнечного света. Она была одна в комнате.

Но мечта осталась по-прежнему с ней. Ее нити будто опутывали девушку, образы, теперь уже неясные, были живы и тревожили ум. Она лежала, чувствуя странное опустошение, не понимая, что же с ней произошло, и тщетно стараясь восстановить ускользающие картины ночи.

Руки ощупали тело. Октавия твердо помнила, что вечером в постель ложилась в рубашке, но сейчас она была голой. Действительность обретала конкретные формы, но замешательство только усилилось, когда перед взором предстала комната и вернулась память.

Октавия как-то совершенно необычно ощущала свою кожу, словно к ней прикасался посторонний. Между ног саднило, но не слишком сильно: скорее ощущалась согревающая, приятная боль. Октавия решилась коснуться больного места и увидела на пальцах следы крови.

Она откинула покрывало и села… Кровь была на простыне и на внутренней стороне бедер… немного крови, и она больше ниоткуда не текла.

До следующих месячных оставалось три недели. Октавия снова легла и уставилась в ситцевый купол балдахина. Разбойник с большой дороги ее изнасиловал.

Изнасиловал?

Но не произошло ничего, что бы не доставило ей удовольствия. Просто ее грезы оказались реальностью.

А реальность означала возможные последствия. Она могла зачать ребенка. Что с ней сталось, что она отдалась сама? Как могло случиться такое?

Октавия снова села и огляделась. В камине жарко горел огонь, чья-то заботливая рука соскребла иней с внутренней стороны стекол, чтобы слабый зимний солнечный луч мог свободно проникнуть в комнату.

А где же он? Любовник ее грез? Если бы не чувство горечи, захлестнувшее ее, она, пожалуй, посмеялась бы над собственным безрассудством. Что с ней все-таки приключилось? Что забросило в этот странный, фантастический мир?

Ее взгляд упал на одежду, аккуратно развешанную на стуле у камина. Башмаки начищены до блеска. А на спинке кровати в ногах — бархатный халат и рубашка.

— Сукин сын, — пробормотала Октавия. Пробуждение лишило всякой прелести ее сладостный сон.

Дверь отворилась. Судя по звуку шагов, в комнату вошел обутый в сапоги человек. Шаги звучали неестественно громко, словно разрушая волшебство мечты. Это был он. Но любовник ее ночных грез мало походил на вчерашнего Лорда Ника.

— Кто вы? — произнесла она шепотом. Лорд Ник был одет в костюм из бирюзового бархата, манжеты рубашки отделаны богатым кружевом, волосы убраны под аккуратно напудренный парик, пряжки сапог украшали драгоценные камни. Но улыбка была той самой, из ночи.

— Лорд Руперт Уорвик к вашим услугам. — Он церемонно поклонился, и на пальце искрой блеснул аметист.

Голос Октавии задрожал от гнева, не допуская ни малейшей возможности радостных воспоминаний ночи:

— Значит, вчера вы были грабителем с большой дороги Лордом Ником, а сегодня вы придворный, лорд Уорвик? Может, у вас есть и другие имена или я познакомилась со всеми?

В серых глазах Лорда Ника вспыхнули искорки.

— Не со всеми, а только с теми, какие вам положено знать. По крайней мере сейчас. — Слова прозвучали слегка иронично.

— Вы дали мне слово и все же соблазнили меня.

— Я вас не соблазнял. — Он твердо выдержал ее взгляд.

— Но я могу остаться с ребенком. — Она безоговорочно приняла его отказ.

— Нет, Октавия, на этот счет не беспокойтесь. — Присев на край кровати, он нежно взял ее за руку. — Не знаю, насколько вы осведомлены о таких вещах, но есть средство, которым всегда может воспользоваться мужчина. Оно известно под названием презерватива.

— И вы его надевали? — В глазах Октавии промелькнуло недоверие. Неужели посреди их сладкого сна ему могла прийти в голову такая практичная, будничная вещь?