Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А хозяин шкатулки – тот самый господин, более могущественный, чем сам король, не так ли?
– Что он такое – никто не может сказать. Сколько времени он живет на свете – знает только вечность. Что он творит – одному Богу известно.
– Его имя? Имя!
– На моей памяти имя он менял раз десять.
– Назовите то, под которым он вам известен.
– Ашарат.
– А живет он…
– На улице Сен…
Вдруг Лоренца вздрогнула, выронила из рук шкатулку и ключи; она попыталась ответить, но рот ее перекосился в конвульсиях; она прижала руки к груди, как будто готовые вырваться оттуда слова ее душили; затем она подняла дрожавшие руки, не имея сил вымолвить ни единого слова, и рухнула на ковер.
– Бедняжка! – прошептал де Сартин. – Что это с ней? А она чертовски хороша собой. Да, это мщение смахивает на ревность!
Он позвонил и сам стал поднимать молодую женщину; в ее глазах застыло удивление, губы ее были неподвижны; казалось, она уже умерла и не принадлежит больше этому миру.
Вошли два лакея.
– Отнесите эту юную особу в соседнюю комнату, да поосторожнее! – приказал начальник полиции. – Постарайтесь привести ее в чувство. Но не переусердствуйте! Ступайте.
Лакеи послушно унесли Лоренцу.
Оставшись один, начальник полиции взял шкатулку и стал вертеть ее в руках с видом человека, умеющего по достоинству оценить подобную находку.
Он протянул руку и подобрал связку ключей, оброненных Лоренцой.
Он перепробовал их все: ни один не подошел.
Он достал из ящика стола несколько похожих связок.
В них были ключи самых разных размеров: ключи от столов, от шкатулок… Можно с уверенностью сказать, что де Сартин имел в своем распоряжении целую коллекцию всех существовавших на свете ключей, от самого обыкновенного ключа до микроскопического ключика.
Он перепробовал двадцать, пятьдесят, сто ключей, подбирая к шкатулке: ни один даже не вошел в замок. Де Сартин предположил, что замочная скважина имеет только видимость скважины, следовательно, и ключа подобрать невозможно.
Тогда он взял из того же ящика небольшие щипцы, молоточек и белоснежной рукой, утопавшей в милинских кружевах, взломал замок, оберегавший содержимое шкатулки от чужих глаз.
В ту же минуту вместо ожидаемой им адской машины или отравленных паров, предназначенных для того, чтобы лишить Францию преданнейшего судьи, перед ним появилась связка бумаг.
Ему сразу же бросились в глаза несколько слов, начертанных рукой, пытавшейся изменить свой почерк:
«Хозяин! Пришло время сменить имя Бальзамо».
Вместо подписи стояли только три буквы.
– Ага! – воскликнул де Сартин, тряхнув париком. – Если мне не известен почерк, то уж имя-то знакомо. Бальзамо… Поищем на букву «Б».
Он выдвинул один из двадцати четырех ящичков, отыскал небольшой журнал, где в алфавитном порядке мелким почерком были записаны с сокращениями сотни четыре имен со значками, в фигурных скобках.
– Ого! – пробормотал он. – За этим Бальзамо много всего числится!
Он прочел всю страницу, пестревшую отметками о его провинностях.
Затем положил журнал на прежнее место и продолжал осмотр шкатулки.
Его внимание привлек листочек, испещренный именами и цифрами.
Записка показалась ему очень важной: на полях было много пометок карандашом. Де Сартин позвонил. Явился лакей.
– Помощника канцелярии, живо! – приказал он. – Проведите его из кабинета через мои апартаменты – так вы сэкономите время.
Лакей вышел.
Спустя несколько минут служащий с пером в руке, со книгой под мышкой, в нарукавниках из черной саржи появился на пороге кабинета, прижимая к груди толстый журнал. Увидев его в зеркале, де Сартин протянул ему через плечо бумагу.
– Расшифруйте это поскорее! – приказал он.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – отвечал чиновник. Этот разгадчик шарад был худенький человечек с поджатыми губами; он сосредоточенно хмурил брови; голова его имела яйцевидную форму; у него было бледное лицо, острый подбородок, покатый лоб, выдающиеся скулы, глубоко запавшие глаза, бесцветные, оживавшие лишь в редкие минуты.
Де Сартин прозвал его Куницей – Садитесь, – пригласил де Сартин, видя, что ему мешают записная книжка, свод шифров, блокнот и перо.
Куница скромно пристроился на табурете, сведя колени, и стал записывать, листая справочник и сообразуясь со своей памятью; лицо его оставалось совершенно невозмутимым.
Пять минут спустя он написал:
Приказываю собрать три тысячи парижских братьев
Приказываю составить три кружка и шесть лож.
Приказываю приставить охрану к Великому Копту, подобрать ему четырех хороших лакеев, одного из них – в королевской резиденции.
Приказываю предоставить в его распоряжение пятьсот тысяч франков на расходы, связанные со слежкой.
Приказываю привлечь в первый парижский кружок весь цвет французской литературы и философии.
Приказываю подкупить или захватить хитростью судебное ведомство, а главное – заручиться поддержкой начальника полиции, при помощи взятки, силой или хитростью.
Куница остановился на минуту, не потому, что бедняга раздумывал – он был далек от этого, ведь тут пахло преступлением, – а потому что вся страница была исписана, чернила еще не высохли, надо было подождать.
Де Сартин нетерпеливо выхватил у него из рук листок.
Когда он дошел до последнего параграфа, черты его лица исказил ужас. Увидев в зеркале свое отражение, он еще сильнее побледнел.
Он не стал возвращать листок секретарю, а протянул ему другой, чистый лист бумаги.
Тот снова принялся писать по мере того, как расшифровывал; он делал это с легкостью, которая могла бы привести шифровальщиков в отчаяние.
На сей раз де Сартин стал читать поверх его плеча. Вот что он прочел:
Необходимо отказаться в Париже от имени Бальзамо, потому что оно становится слишком известным, и взять имя графа Фе…
Окончание слова невозможно было разобрать из-за кляксы.
В то время как де Сартин подыскивал недостающие буквы, составлявшие последнее слово, с улицы донесся звонок, и вошедший дворецкий доложил: