– Близко.

– Что же это за имя? – спросил де Сартин, приготовившись услышать какое-нибудь вымышленное имя.

– Граф Феникс.

– Как? Имя, которое вы назвали, приказывая о себе доложить?

– Да.

– Так это ваше имя?

– Мое.

– Значит, Ашарат, Сомини, маркиз д'Анна, маркиз Пеллигрини, Джузеппе Бальзаме – это все вы?

– Ну да, – просто ответил Бальзамо, – я самый. Де Сартин несколько минут не мог прийти в себя от этой вызывающей откровенности.

– Я, знаете ли, так и думал, – проговорил он наконец. – Я вас узнал, я знал, что Бальзамо и граф Феникс – одно лицо.

– Должен признаться, что вы – великий министр, – заметил Бальзамо.

– А вы – очень неосторожный человек, – проговорил в ответ судья, направляясь к колокольчику.

– Почему неосторожный?

– Потому что я сейчас прикажу вас арестовать.

– Неужели? – спросил Бальзамо, преградив де Сартину путь. – Разве можно меня арестовать?

– Черт побери! Скажите на милость, неужто вы думаете, что можете мне помешать?

– Вы хотите это узнать?

– Да.

– Дорогой начальник полиции! Я сейчас пущу пулю вам в лоб.

Бальзамо выхватил из кармана позолоченный пистолетик, словно вышедший из рук самого Бенвенуто Челлини. Он спокойно навел его де Сартину в лицо – тот побледнел и рухнул в кресло.

– Ну вот и отлично! – проговорил Бальзамо, подвинув к себе другое кресло и сев рядом с начальником полиции. – Ну а теперь мы можем побеседовать.

Де Сартин не сразу оправился после такого сильного потрясения. У него было еще перед глазами угрожающее дуло пистолета; ему казалось, что он продолжает ощущать на лбу холодок от прикосновения пистолетного ствола.

Наконец он пришел в себя.

– У вас передо мной одно преимущество, – заговорил он. – Зная, с кем разговариваю, я не принял тех мер предосторожности, которые принимают, когда имеют дело с обыкновенными злоумышленниками.

– Вы напрасно раздражаетесь. Вот уж и сильные выражения готовы сорваться у вас с языка. Неужели вы не замечаете, как вы несправедливы? Ведь я пришел, чтобы оказать вам услугу.

Де Сартин сделал нетерпеливое движение.

– Да, услугу, – продолжал Бальзамо, – а вы, к сожалению, уже успели составить себе неверное представление о моих намерениях. Вы стали мне рассказывать о заговорщиках в ту самую минуту, как я собирался раскрыть один заговор…

Но Бальзамо напрасно пытался заинтриговать де Сартина: в тот момент он не очень прислушивался к словам опасного посетителя; слово «заговор», от которого в другое время начальник полиции подскочил бы на месте, теперь лишь заставило его насторожиться.

– Вы понимаете, – ведь вы прекрасно знаете, кто я, – с каким поручением я прибыл во Францию: меня прислал его величество Фридрих; иными словами, я – тайный посланник прусского короля; известно, что все посланники чрезвычайно любопытны; так как я любопытен, мне известны разные события; одно из тех, о которых мне много известно, – это дело о скупке зерна.

Несмотря на то, что Бальзамо произнес последние слова чрезвычайно просто, они произвели на начальника полиции большее впечатление, чем другие.

Он медленно поднял голову.

– Что это за афера с зерном? – спросил он с не меньшим хладнокровием, чем Бальзамо в начале разговора. – Соблаговолите и вы мне теперь пояснить, о чем идет речь.

– Охотно, – отвечал Бальзамо. – Дело заключается в следующем…

– Я вас слушаю.

– Итак, очень ловкие перекупщики убедили его величество короля Франции в том, что ему следует построить хлебные амбары на случай голода. Амбары были выстроены; во время их постройки было решено, что они должны быть вместительными, и для них не пожалели ни камня, ни песчаника. Одним словом, амбары получились огромные.

– Что же дальше?

– А дальше – надо было их насыпать зерном; ведь пустые амбары никому не нужны.., и их заполнили.

– Ну и что же? – спросил де Сартин, не совсем понимая, куда клонит Бальзамо.

– Вы сами можете догадаться, что для того, чтобы наполнить зерном большие амбары, нужно очень много хлеба. Это ведь похоже н?? правду, не так ли?

– Вне всякого сомнения.

– Я продолжаю. Если изъять из обращения большое количество зерна, это приведет к тому, что народ будет голодать, так как, заметьте, изъятие из обращения любой ценности вызывает нехватку какого-либо продукта. Тысяча мешков зерна в закромах означает нехватку тысячи мешков на местах. Помножьте эту тысячу мешков хотя бы на десять, и вы поймете, как много хлеба не хватает народу.

Де Сартин раздраженно закашлялся.

Бальзамо умолк и невозмутимо ждал.

– Таким образом, – продолжал он, как только начальник полиции откашлялся, – перекупщик, которому принадлежит амбар, обогащается сверх всякой меры. Полагаю, что это понятно, не правда ли?

– Разумеется! – отвечал де Сартин. – Но, насколько я понимаю, вы намереваетесь раскрыть мне глаза на заговор, вдохновителем и виновником которого мог бы оказаться сам король.

– Вы верно меня поняли, – согласился Бальзамо.

– Это – смелый шаг, и мне, признаться, было бы чрезвычайно любопытно узнать, как его величество отнесется к вашему обвинению. Боюсь, что результат будет не совсем тот, какой я себе представлял, перебирая бумаги в шкатулке как раз перед вашим приходом. Будьте осторожны! Бастилия по вас плачет!

– Ну вот вы и перестали меня понимать.

– То есть почему же?

– Господи! До чего же вы дурного обо мне мнения и как вы ко мне несправедливы, если принимаете меня за глупца! Неужели вы воображаете, что я, посланник, то есть очень любопытный человек, стал бы нападать на короля? На это был бы способен только круглый дурак. Дайте же мне договорить до конца.

Де Сартин кивнул.

– Люди, раскрывшие этот заговор против французского народа… (прошу прощения за то, что отнимаю у вас драгоценные минуты, но вы скоро убедитесь, что это время потеряно не зря) – те, кто раскрыл заговор против французского народа, – это экономисты, очень старательные, щепетильные, пытливо изучавшие эту махинацию, и они заметили, что не один король замешан в этом деле. Очи отлично знают, что король ведет журнал, где скрупулезно записывает цены на зерно на рынках; они знают, что его величество почитает от удовольствия руки, когда повышение цен приносит ему восемь – десять тысяч экю дохода, но они знают и то, что рядом с его величеством находится человек, положение которого облегчает продажу зерна; благодаря его служебным обязанностям, – как вы понимаете, этот человек находится на государственной службе, – он следит за торговыми сделками, за доставкой зерна, за его упаковкой; он же является и посредником короля; словом, экономисты, эти прозорливые люди, как я их называю, не нападают на короля – ведь они далеко не глупые люди; они обвиняют того самого человека, дорогой мой судья, занимающего высокое служебное положение, то есть агента, обделывающего делишки самого короля.