Пока лабораторный AI оставался комфортно пассивным, а Ли проходила фильтр за фильтром, постепенно подбираясь к запасному выходу, показанному Коэном. Все изменилось, когда она попыталась выйти. В тот момент, когда она открыла внешнюю линию, она почувствовала резкое изменение, какой-то толчок внутри системы, похожий на бьющую по барабанным перепонкам воздушную волну, которая возникала внутри корабля, когда кто-то нарушал герметизацию. И источником этого толчка было нечто большее, чем общность файлов лабораторного компьютера и операционных баз. Это нечто знало о Ли. Знало, что она проникла в сеть и открывала выход из системы. И оно думало об этом. Со скоростью восемь миллиардов параллельно проводимых операций в пикосекунду.

Хотя любая скорость, которую Ли могла выжать из себя, была лишена смысла, она торопилась. Пошел вызов. Отведенная для «Скворца» линия загорелась, как далекая звезда во тьме.

Первый звонок.

Никакого ответа.

– Ну, давай, Коэн. Будь там!

Второй звонок. Ли чувствовала, как AI поднимался, словно огромный зверь, расправляя свои вычислительные мышцы, собирая всю свою мощь, чтобы смахнуть ее, как раздражающую соринку.

– Не делай этого, Коэн!

Третий звонок. И «Зед» навалился на нее.

Он включил все свои программы безопасности настолько быстро, что все пространство данных превратилось в непонятное размытое пятно, от которого кружилась голова. Ли летела куда-то кувырком. Она понимала, что ей необходимо отключиться, но она не могла передвигаться в системе, поскольку уже не могла не только ориентироваться, но даже и контролировать свое тело. Программный код извивался и бился в конвульсиях, пока «Зед» перегружал ее системы. Ее внутренние устройства застыли, судорожно вздрогнули и пошли вразнос. Поток данных исказился. Ее собственное сознание, не сумев справиться с перегрузкой, предало ее. У нее начались галлюцинации. Цифры ожили. Они пульсировали, вспыхивая холодным ярким светом. Чужое сознание двигалась в такт им, темное, невидимое, беспокойное. Сознание без слов. Сознание, наплывающее с силой в сотни атмосфер. Оно кружилось в поисках ее самой. Подкрадывалось к ней. И Ли знала с несокрушимой уверенностью, что, когда оно настигнет ее, она умрет.

Где-то далеко чье-то чужое тело забилось в конвульсиях, а стул поехал по полу, визжа колесиками. Снова зазвонил телефон, но поток данных извне был таким медленным и несжатым рядом с головокружительными параллельными операциями «Зеда», что звонок достиг мозга Ли в виде низкого допплеровского стона. Даже шум помех в линии растянулся до того, что каждый щелчок и скрежет статического разряда звучал как дикое завывание. Темнота во мраке накапливалась и ползла в ее сторону. Щелчок.

Ли скорее почувствовала присутствие Коэна, чем увидела его. Река света пробилась сквозь цифры, смывая темноту. Она сверкала белизной, такой же чистой и обманчиво спокойной, как ледник в Гималаях. Но этот поток крушил «Зеда», пробиваясь сквозь получувствующего так же неумолимо, как снежная лавина течет с горы. Если бы Ли когда-нибудь интересовалась, что чувствует кусок мяса, из-за которого дерутся две акулы, то сейчас она получила бы на него ответ. Она не чувствовала… ничего. Ей были слышны только удары пульса под черепной коробкой, а за ее пределами – стремительно кружившаяся на бегу тишина. Она плыла, заблудившись, глядя с невероятной высоты на то, как два титана разрывали на части Вселенную в схватке друг с другом.

Лабораторный компьютер корчился и выворачивался наизнанку, отчаянно пытаясь найти в своих программах что-нибудь, способное противостоять безжалостной атаке Коэна. Затем он сфокусировал свои усилия на Ли, и страх ледяными пальцами пробежал по ее спине.

«Коэн!» – позвала она. И вместе с этой мыслью на нее опустилась темнота.

03:42:12

Первым, кого Ли увидела, был Коэн. Не безжалостный и страшный свет, а его обычный сетевой образ. Он был погружен в цифры, занимаясь обычной при взломе программ работой. «Ты к нам вернулась? » – спросил он, когда ей удалось собрать достаточно энергии, чтобы попытаться сделать осторожное движение.

«Что произошло?»

«Сейчас не нужно об этом беспокоиться. Я тебе потом объясню».

Ли умолкла, все еще ощущая слабость. Она успокаивалась, наблюдая, как он копался в недрах компьютера, как, повинуясь его прикосновению, раскрывались коды в системе защиты, и оттуда послушно выходили цифры и с легкостью двигались мимо так, как они всегда делали при его вмешательстве. Хотя чего-то все же не хватало.

«А почему ты не поешь?» – спросила Ли.

«Что?»

«Ты всегда поешь, взламывая систему. Если, конечно, все идет гладко. Что-нибудь не так?»

Вокруг нее закрутился цифровой смех, вспыхивая числами, словно отблесками пожара.

«Если ты не слышишь, то это вовсе не означает, что я не пою».

«Не морочь мне голову».

«Подожди минутку».

Он просмотрел файл и выругался, когда на проверку тот оказался пустым.

«Я думаю о лабораторном AI».

«Оно не вернется?» – спросила Ли в панике.

«Нет, – ответил Коэн. – Он не вернется».

Ударение на слове «он» было чуть заметно, но воспринималось безошибочно. Как упрек.

«Что тогда?»

Когда он ответил, Ли почувствовала напряженность в его голосе даже через удаленную линию.

«Ты когда-нибудь видела двухмерный фильм о скачках?»

«Да, конечно. Очень красиво».

«Знаешь, кого на скачках называли "разбивающим сердца"? – Он продолжил, не дожидаясь ответа: – Это скакун, обладающий такой большой резвостью, что он не просто побеждает остальных, он ломает их. Ломает их так, что они никогда больше не смогут никого победить. Лошади обычно умирают после такого».

«Ты все это выдумал. А сам, наверное, и лошади никогда не видел».

«Нет. Это – правда. Смысл жизни скаковой лошади – бежать, чтобы победить. Она – крайне специализированный организм. Она не может прокормить себя, не может даже ходить без специальных подков, сделанных человеком. Но она может скакать. И она загонит себя до смерти, будет нестись до тех пор, пока не хрустнут кости. Есть киноматериалы, свидетельствующие, что лошади ведут себя именно так. Они просто умирают на скаковом круге, подобно космическим кораблям, которые загораются на входе в плотные слои атмосферы».

«Но ведь это безумие, Коэн».

«Не безумие. По-человечески это понятно. Эти лошади были созданы человеком в качестве машин для скачек. Так же как я – машина, предназначенная думать. Так же как ты – машина для работы, а каждая планета в пространстве ООН – это машина для производства воздуха и пищи. И когда люди создают машину, для них важна только основная функция, все остальное – второстепенно».

Коэн сделал паузу, пытаясь заглянуть в тупиковую директорию.