Тибо и в самом деле снимал кольчугу только для того, чтобы помыться. Как и все защитники города, он не расставался с ней ни днем, ни ночью, даже спал в ней. Симон с нежностью, свойственной некоторым очень сильным людям, поднял Ариану с ее мерзкой подстилки и уложил на покрывало, в которое Изабелла, обливаясь слезами, осторожно ее завернула.

— Отнести ее в спальню? — спросил Симон.

— Нет. Мы перенесем ее к моей матери, в дом Ибелина. Надо найти врача! Займитесь этим, Тибо! А я покажу дорогу... Кузнец, я заплачу тебе за труды. Особенно если ты сможешь снять с нее кандалы, не повредив ей ногу.

А Тибо торопливо направился в еврейский квартал, моля Бога о том, чтобы Жоад бен Эзра по-прежнему был там.

Искусный врач-еврей по-прежнему жил на улице Смоковницы, но сейчас его не было дома. Из-за притока беженцев его рабочие часы бесконечно удлинились.

Однако Тибо отыскал его на улице Иосафата, недалеко от одноименных ворот. Врач был занят тем, что смазывал бальзамом ожоги женщины, обварившейся из котла, и Тибо пришлось сдержать нетерпение до тех пор, пока Жоад бен Эзра не закончил перевязку. Однако и после этого он отказался сразу же последовать за рыцарем, ссылаясь на то, что ему надо навестить нескольких тяжелобольных.

— Они подождут! — решил Тибо. — Армянка Ариана и большой опасности и нуждается в вашей помощи. Надеюсь, вы ее помните?

— Девушку, которую король Бодуэн называл своим ангелом? О, да, я помню ее, и я не знал, что она больна: после смерти прокаженного меня больше не звали во дворец!

— Она уже не во дворце.

По дороге Тибо постарался как Можно подробнее изложить врачу, при каких обстоятельствах они нашли молодую женщину, и в каком она быласостоянии. Когда они вошли в спальню Изабеллы, Симон все еще находился там и заканчивал осторожно распиливать железное кольцо, замкнутое на щиколотке Арианы, — перед этой процедурой ее раненую ногу обложили толстым слоем корпии.

— Я решила, что лучше это сделать, пока она без сознания, — объяснила Изабелла. — Похоже, она ничего не почувствовала... или почти ничего.

Когда Симон ушел, унося с собой туго набитый и вполне заслуженный им кошелек, врач выгнал из комнаты всех, включая Тибо; он разрешил остаться только Изабелле, зная, что она сумеет толково ему помочь. Тибо тем временем отправился в сад, чтобы поздороваться с той, кого все еще называли королевой Марией. Она учила молитвам свою младшую дочь Маргариту, двухлетнюю крошку, четвертого ребенка, родившегося от ее брака с Балианом. Третья, малышка Хелвис, стояла рядом и старалась помешать уроку, щекоча нос младшей сестренки веточкой жасмина. Двое старших братьев, Жан и Филипп, уже начали под руководством мужчин свою рыцарскую подготовку.

Семейная картина на фоне маленького цветущего сада выглядела прелестно, девочки заразительно смеялись, а Мария Комнин была не слишком строгой матерью. Она смеялась вместе с дочками и даже не догадывалась, как отрадно было смотреть на них рыцарю, в глазах у которого все еще стояло ужасное зрелище, представшее ему в доме Жослена де Куртене.

Мария всегда любила Тибо. Она встретила его, как встречают друга, которого давным-давно потеряли из виду. Представила ему дочек, — одетых, как и сама она теперь, по моде франков, — а затем отдала их кормилице и, ни минуты не медля, задала тот вопрос, который не счел нужным задать ее супруг:

— Как получилось, мессир Тибо, что вы не вернулись в монастырь, и на вас нет тамплиерского плаща? Ведь мой милый муж рассказал нам, что вы дали обет.

— Да, я это сделал, но неохотно и скорее подчиняясь необходимости и совету друга. Теперь же мне нестерпима сама мысль о том, чтобы слепо, как того требует устав, подчиняться магистру этого Ордена, особенно после того, что я видел сам и что стало мне известно о его деяниях. Если раньше Орден тамплиеров был велик, то теперь об этом говорить не приходится, так что отныне я решил молиться Богу по-своему. Кроме того, я обещал королю Бодуэну позаботиться о единственной женщине, которую он по-настоящему любил. Сегодня мы с госпожой Изабеллой ее нашли. Если она выживет, мне надо будет опекать ее...

— Почему бы этим не заняться нам? Ариана не один год провела рядом с моей дочерью. Они привязаны друг к другу, и она не чужая в нашей семье...

В эту минуту Изабелла появилась у входа в сад и сделала Тибо знак подойти к ней. В зале первого этажа, откуда начиналась лестница, его ждал опечаленный Жоад бен Эзра.

— Ну, что? — спросил Тибо.

— Она очень слаба и вот-вот должна была бы умереть, если бы вы не пришли ей на помощь... Возможно, это было бы лучше для нее...

— Почему это? — возмутился Тибо.

— Прошу вас выслушать меня без гнева, потому что я думаю именно о ней. То, что ей пришлось вытерпеть, было ужасно. Эту несчастную избивали, наносили раны, жгли и, несомненно, насиловали много раз и со зверской жестокостью, потому что у нее внутри все разорвано. Думаю, она, кроме того, страшно голодала: больная истощена так, что страшно смотреть, а в последние дни ее сторож, должно быть, получивший определенное распоряжение, забывал приносить ей воду.

— Но разве все это нельзя поправить?

— Можно было бы... но при других обстоятельствах. Она больна проказой...

— Нет! — закричала Изабелла, упав на колени и закрыв лицо руками.

Тибо показалось, будто земля ушла у него из-под ног.

— Господин бен Эзра! Вы понимаете, что говорите?

— Слишком хорошо понимаю! Мессир Тибо и вы, благородная госпожа, не сможете оставить ее здесь. Этот дом полон людей, которым хочется жить.

— Может быть, вскоре им придется просить Саладина о том, чтобы он оставил их в живых... Прокаженная! — прошептал он, обращаясь к самому себе, потому что в эту страшную минуту забыл о присутствии остальных, — но они все же его услышали. — Это невозможно!.. Он никогда к ней не прикасался... если не считать одного-единственного раза, и это было очень, очень давно!

— Этого могло оказаться вполне достаточно, — тихо произнес врач, понимая, кого имеет в виду рыцарь. — В действительности мы мало знаем о том, какими путями передается болезнь. Несомненно, что при непосредственном соприкосновении, но, возможно, не только таким образом. И ребенок, родившийся от