на Главу и его отравление — все прошло впустую. Теперь вот кто-то из клана жестоко и упорно противостоит ему, все еще всемогущему вельможе. Этой твари известны даже самые давние его прегрешения и тайные преступления. Или все же кто-то грамотно использует ненавистный архив Северного Ветра, потому что лебедки подъемников, доставленные в Поместье, достигнув дна, не сумели поднять ни единой бумажки из знаменитого архива.

Получалось, что Глава обыграл его, тайно подготовив себе преемника. От своего шпиона Царедворцу было известно все об окружении Главы и о том ближайшем круге, куда Глава мало кого допускал. И ни один из этих приближенных не подходил на роль преемника — будущего Главу Северного Ветра.

Его шпион еще не докопался до сути, а Царедворец просчитавшись, ударил по Северному Ветру слишком рано, поддавшись нестерпимому желанию освободиться от давнего соперника.

Теперь вот преемник Главы, угрожает самому Царедворцу. А в том, что против него действительно действует таинственный преемник, уже не было сомнений, ведь Глава не мог передать архив абы кому.

Так кто же он? А между тем Хранители были уничтожены, как и все сподвижники Главы. Значит кто-то остался. Кто-то кого Глава тщательно спрятал ото всех. Кто же это мог быть? Но сколько бы озадаченный вельможа, ни ломал голову, вычислить таинственного преемника был не в силах. Оставалось одно: выманить его хитростью и убить.

Но этот преемник мыслил не избито. Он не позволял своему противнику подготовиться, связывая его собственными заботами. Царедворец чувствовал, что его положение при дворе меняется, и он лишается сторонников одним за другим. Не помогало даже те, известные только ему делишки, которыми он прежде удерживал их. Каким-то непостижимым образом, эти, прежде покорные его воле люди, выходили из-под его подчинения.

Какая-то тень мелькнула у окна, дрогнуло пламя свечи, затрепетав пойманным мотыльком. Когда успокоилось и уверенно выпрямилось, перед Царедворцем стояла темная фигура с лицом закрытой черной маской. Тем не менее, Царедворец хорошо знал ночного гостя.

— Ты, — проговорил он без всякого выражения. — Раз ты здесь, значит, у тебя что-то есть для меня.

— Увы, я по-прежнему не знаю где бумаги архива.

— Почему? — последовал недовольный вопрос. — Тебе до сих пор не доверяют?

Маска помолчала, потом нехотя призналась.

— Мне и моим людям перешла школа «Ветров четырех сторон». Мы полностью обыскали ее снизу до верху, но ни чего не нашли.

— Хоть что-то тебе удалось разузнать?

— Что будете делать, если скажу, что это была дочь казначея? — глухо проговорила маска. — Она мертва и теперь вам ничто не угрожает.

Царедворец разгневанно ударил ладонью по столу.

— Как смеешь⁈ Считаешь, что я не вижу твоего стремления поквитаться с соперницей? Вместо дела, ты решила расправиться с неугодными тебе?

— Но они мне уже не соперницы, — возразила маска.

— Полагаешь, поверю, что у ничего не представляющей из себя девки, хватило духу прижать меня так, что я не только оказался в немилости у двора, но вся моя жизнь повисла на волоске. Через кого приходили к ней приказы от императора?

— Но кроме нее и ее мужа, мастера Цао, я больше никого не видела. Похоже, что это они все решают…

— Чушь! — саданув по столику уже кулаком, выкрикнул взбешенный Царедворец. — Думаешь, в этом есть смысл⁈ Тогда разузнай, передавал ли кто Ли Ло или Цао какие-нибудь бумаги? Нади тех через чьи руки получила она документы из канувшего в преисподнюю архива и оборви эту связь немедленно! Уберем исполнителей и оставим без рук моего врага и, кем бы он ни был, сам появится передо мной!

— Я все сделаю, господин, но…

— Чего тебе еще?

— Вы обещали, что отдадите Главу мне.

Царедворец раздраженно отмахнулся.

— Он будет твоим.

— Тогда ждите от меня добрых вестей.

Кого ждал Царедворец? Искушенного интригана в котором вдруг узнал бы одного из придворных чиновников из враждебной ему коалиции с хитрющими, как у него самого, глазками или сурового, непримиримого воина, мастера цзянху в совершенстве владеющего приемом Северного Ветра? Подспудно он был уверен, что увидит перед собой Главного Евнуха с рыхлым лицом властной женщины.

После вечерней трапезы, когда домашние разошлись готовиться ко сну, Царедворцу доложили о гостье. Несмотря на то, что для визитов было уже поздно, хозяин усадьбы велел принять визитера больше из любопытства: все равно мучает бессонница, почему бы изощренно не поразвлечься на сон грядущий с беспомощным просителем. А то, что это проситель, он не сомневался. Все они являлись ночной порой, чтобы никто не видел их мольб и унижений.

Когда ночной гость вошел и откинул капюшон зимнего плаща, хозяин удивился девчонке, может чуть старше погибшей наложницы его сына. Была она как будто барышня из небогатой, но благородной семьи, держалась без подобострастия, уверенно. Точно пришла просить деньг, а то и продавать себя.

— Я знаю тебя? — спросил Царедворец, неожиданно почувствовав себя не очень уютно под ее недоуменным взглядом. — Говори, что хотела и уходи, не до пустых мне разговоров с тобой.

Он ожидал ее робких просьб войти в ее непростое положение и уверений, что согласна на все… А может, правда, взять ее наложницей?

— Так я тоже вижу тебя впервые, — хмыкнула незнакомка, ничуть не смутившись его резкостью, глядя открыто, не как подобает благовоспитанной просительнице. — Тем не менее, мы хорошо знаем друг друга и…

— Что за дерзость!

— … рекомендую отпустить Главу, — спокойно закончила она, не испугавшись его властного окрика.

Царедворец поперхнулся гневом и теперь осторожно, как будто видел змею, спросил:

— Ты?

Она прекрасно поняла его вопрос и вздохнула, развязывая завязки теплого плаща. В кабинете стояла жаровня полная раскаленных углей.

— Пришла нам пора встретиться, мы уже достали друг друга.

Ее спокойствие заметно сбивало спесь с властного хозяина дома.

— Ты имеешь какое-то отношение к Северному Ветру? — спросил он, силясь припомнить, кто вообще это такая. — Как я и предполагал, кто-то все же уцелел, — и разочаровано покачал головой: — Ты должно быть из рядовых людей клана, которых по небрежности не добили…

— Ну да, — подтвердила гостья насмешливо. — Не добили.

Хотя держалась она вроде бы и отрешенно, как от чего-то неприятного и оскорбительного, вельможа явственно чувствовал насмешку, от которой юыло неприятно и выводило из себя. Он привык, что всякий, включая императора, кроме разве что Главы, заискивал перед ним. Негодницу следовало хорошенько проучить, припугнуть и унизить, растоптать, указав тем на ее место.

— Знаешь, что бывает с теми, кто храбрится и хорохорится передо мной? — оскалил старый интриган гнилые зубы в гаденькой усмешке. — Они превращаются в руках палачей в человеческий обрубок без рук, ног и даже без носа,