Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив с половым актом и видеосъемками, подонки стали быстро одеваться. Ирина лежала на столе, один из насильников удерживал ее, больно сдавив ее шею в своем локтевом суставе, а его подельники в это время одевались. Потом его сменил другой, проворчав:
— Мля, ты ей морду обтрухал, а я в твоей малафье должен измазаться.
Потом он отпустил ее и поспешил к двери, через которую уже выбежали его товарищи. Дверь запиралась на так называемый английский замок, который при захлопывании двери защелкивался.
Ирина сползла со стола и бросилась к двери — проверить, заперта ли дверь. Это обязательно на первом этапе ее бегства. Никто не сможет войти снаружи и увидеть ее в таком состоянии.
Она огляделась по кабинету: бутылки из-под шампанского исчезли, коробка с конфетами исчезла, пластиковые стаканчики исчезли.
Лихо. Кто же все это вынес? Неужели те две девицы, что были здесь? Значит, они знали, что здесь произойдет? Вполне может быть, что знали.
Так, что это за пиджак? Что за белая сорока и черный галстук? Теперь все это валяется на полу — вместе с бельем, блузкой и юбкой Ирины.
Внезапно пришла догадка, очень простая догадка — это же стандартный костюм «порноучительницы». Очень узнаваемо — доска, стол, учительский костюм. Как они еще очки на нее не напялили?
Мысль насчет очков повергла Ирину в состояние истерического веселья. Прервав смех — снаружи могут услышать! — Ирина начала быстро соображать, как ей привести себя в порядок. Сорочка и пиджак сгодятся для того, чтобы стереть с себя гнусные следы. Ее белье и одежда в порядке. Сумочка тоже — все на месте: и мобильный телефон, и деньги, и ключи.
Быстро одевшись и умывшись над раковиной в углу кабинета, Ирина вытерла лицо носовым платком, подошла к шкафу и попыталась рассмотреть свое отражение в стекле. Вроде бы ничего не заметно. Стрижка у нее традиционно короткая, беспорядок в прическе может быть «запланированным». Ее били по лицу, до сих пор больно. Может быть, синяк остался? Но рассмотреть ничего не удается. Ладно, самое главное — проскользнуть незамеченной на первый этаж в гардероб. Там освещение неяркое.
А что делать с «бутафорией»? Ага, листы бумаги, служившие скатерью на столе, эти ублюдки оставили.
Ирины свернула пиджак, сорочку и галстук как можно компактнее, завернула все в бумагу. Сверток получился совсем небольшим. А уж что делать с содержимым свертка…
Как что? Это же улики! Ирина читала в детективном романе, как по сперме определяют группу крови, а по группе крови находят преступника. В данном случае искать никого не надо, ведь она знает всех насильников.
Большая неудача в этот день сменилась, цепью маленьких удач — Ирине удалось проскользнуть на первый этаж, не встретив никого по пути, да и у гардероба она оказалась в одиночестве. Правда, ей показалось, что гардеробщица на нее как-то странно взглянула. Наверное, из-за свертка.
Попав в свою комнату — она занимала отдельную комнату в общежитии — Ирина первым делом бросилась к зеркалу. Синяка нет, хотя припухлость на левой стороне лица есть. Но это — только если присмотреться.
И вообще она не выглядит такой уж несчастной. Странно. А должна бы. Неужели получила удовольствие? Нет, не получила — не расслабилась.
Пошлая прибаутка — насчет расслабления.
А теперь надо смыть с себя всю мерзость.
Цепочка мелких удач не рвалась — ванная в конце коридора оказалась не занятой. Простояв по душем не менее четверти часа, Ирина вернулась в свою комнату. Переоделась в чистое белье, набросила халат сверху.
И тут зазвонил ее мобильный телефон. Ирина взяла его, машинально отметив, что номер на дисплее не знаком ей.
Осторожно произнесла традиционное «алло».
— Ну что, дурочка, очухалась? Не вздумай никому жаловаться. Иначе мы в интернете откроем имя новой порноактрисы — твое, то есть, имя. Так-то ты у нас пока что инкогнито.
Все это — нет, не все, конечно, многие подробности упускала — Ирина Комова рассказывала Татьяне Муромской, сидя в уютной беседке, увитой виноградными лозами.
Меньков расхаживал неподалеку по дорожке, мощеной плоским камнем песчаником. Старший следователь отметил, насколько хозяйственны, трудолюбивы, основательны родители Ирины — им принадлежал дом и усадьба. Дом построен давно, когда еще не было нынешнего разнообразия строительных материалов. Но фундамент дома высок и в нем в нескольких местах проделаны вентиляционные отверстия, закрытые решетками с мелкими ячейками, стены тоже высокие — не менее трех метров — и снаружи защищены от сырости белым качественным кирпичом. Вокруг дома выложены широкие бетонные отмостки. Усадьба с четырех сторон окружена высоким глухим деревянным забором. Сад ухожен, ветви деревьев прорежены, не переплетаются хаотически, виноградные лозы висят на подпорках из алюминиевых труб.
— Именно этот телефонный звонок послужил… катализатором?… нет, пожалуй, взрывателем. Я не отношусь к категории так называемых слабых женщин. Запугать меня трудно. Разозлить — легко. Четверо этих подонков не блистали способностями, единственное, что их выделяло из общей массы — это наглость. У троих из них, насколько я знаю, родители богаты и занимают высокие посты — впрочем, сейчас это понятия тождественные. Я, конечно, понимала, что мои шансы наказать их гораздо меньше шансов их родителей «отмазать» подонков. Но я очень уж разозлилась. Написала заявление и отнесла его в районное отделение милиции.
— Западного района? — спросила Татьяна.
— Да, — Комова несколько удивилась. — А вы откуда знаете?
— Да уж знаю я кое-что, — уклончиво ответила Муромская. — Я даже знаю, что вам отказали в возбуждении уголовного дела.
— Отказали, — Комова как-то сразу потухла.
— Еще бы не отказали! Отец Родиона Вербина работает начальником уголовного розыска Западного районного отделения милиции.
— Верно. Если бы вы знали, какое унижение мне пришлось пережить с этими… мразями в милицейской форме.
— Представляю. Но я вас уверяю, что теперь мрази в милицейской форме ответят за все. В том числе и за ваше унижение.
— Вы так уверенно это заявляете, — Ирина горько улыбнулась.
— Не я — мой родственник, — она большим пальцем указала за спину, на дорожку, где прогуливался Меньков.
21
Воскресенье, 19 сентября
Они возвращались в Приозерск.
Татьяна рассказывала, Меньков молча слушал. Потом они с Татьяной оба молчали, наверное, минут пять. А потом заговорил Меньков:
— Как ты там говорила о типах, страдающих расстройством личности? Об их