— Так вот почему ты рассчитался с трактирщиком еще вчера!

— Разумеется, ведь сегодня я уже не смог бы этого сделать. Не забывай, нам пришлось заплатить ему не только за вчерашний ужин, но еще за постель и постой наших лошадей, а также за сегодняшний завтрак. По мне, это лучше, нежели наоборот.

Едва друзья спустились по лестнице, как увидели Бланку и Эльмиру, преспокойно сидящих за столом. Перед ними стояла бутылка с вином, и дымился на тарелках легкий завтрак.

— А вот и наши кавалеры, — произнесла Бланка, потягивая вино из бокала. — Хорошо ли вам спалось в эту ночь, сеньоры?

— Настолько хорошо, что я даже не слышал, как ты ушла, неблагодарная, — пожурил ее Лесдигьер и, сев рядом, тут же получил звонкий поцелуй в щеку.

Вслед за этим Бланка добавила:

— Франсуа, я никогда не забуду этой ночи и всегда готова к твоим услугам, как только тебе этого захочется.

Они обнялись и начали шептаться о чем-то. Шомберг с Эльмирой поступили так же.

Когда кавалеры вышли из трактира, мэтр Лено отозвал в сторону Бланку:

— Ты вылила ему в бокал жидкость, которую я тебе дал?

— Да, до последней капли.

— Он этого не заметил?

— Он был пьян.

— Это на него подействовало?

Бланка рассмеялась, игриво поправив рукой прическу:

— О да, он проявил столько пылкости… и уснул лишь под утро.

— Вот видишь, я же говорил тебе, что этот эликсир незаменим в любовных схватках. Значит, не зря ты поделилась со мной своим заработком.

С улицы послышался звон колокола собора Богоматери. Когда Бланка ушла, мэтр Лено задумчиво поглядел в окно в сторону монастыря Нотр-Дам и негромко проговорил:

— Судя по его словам, не пройдет и суток, как яд начнет действовать. Это значит, что через несколько часов этот красивый дворянчик отдаст Богу душу. Ну что ж, не все ли мне равно, если за это хорошо заплачено.

И он со спокойным сердцем вернулся в кухню к своим вертелам и кастрюлям.

Лесдигьер и Шомберг покинули Сите, проехали по мосту Богоматери и направились в сторону Бастилии, куда уже отовсюду стекался народ.

— Королева весь этот месяц проводит в балах и празднествах. Недавно двор прибыл из Фонтенбло, где тоже, кажется, кого-то женили.

— Королева устала от забот, — ответил Лесдигьер, — ей просто хочется сбросить с себя этот груз, давивший на нее больше двух лет.

— Но нельзя не заметить при этом пассивности и меланхолии, — возразил ему на это Шомберг.

— И ты знаешь настоящую причину этого?

— Нет ничего проще: королева влюблена, — Влюблена? В кого же?

— Ты совсем перестал бывать при дворе, Франсуа. Она влюблена в Линьяка.

— Да, да, помнится, ты что-то говорил об этом. И он уже зарекомендовал себя с наихудшей стороны, — сказал Лесдигьер, зевая.

— Двор давно уже не видел таких мерзавцев. Виртуозно владеет оружием и, пользуясь этим, дерется чуть ли не по три раза в день. Причем причины для ссоры настолько пустячные, что о них и говорить неудобно.

— Шомберг, мне это неинтересно.

— Нет, ты послушай! Однажды он вызвал на поединок Ламбурье только из-за того, что у виконта носки туфель блестели ярче, чем у него. И убил его.

— Вот скотина!

— У Ла Бовре ему не понравился покрой плаща, а от Субиза пахло луком.

— Жан де Субиз? Гугенот, любимец адмирала Колиньи, который вместе с Дюраном де Виллеганьоном плавал в страны Нового Света и способствовал освоению новых земель для Франции?

— Он самый.

— Черт возьми, да этот Линьяк настоящий мерзавец! Не мешало бы поучить его хорошим манерам.

— Верно, но такого человека еще не нашлось. А несколько дней назад он убил собаку. Даже двух.

Лесдигьер резко осадил коня:

— Какую собаку?

— Коричневая, с белым ухом.

— С белым ухом? Постой!.. Уж не была ли она с коротким хвостом? И с подпаленным левым боком?!

— Сам не видел, но говорили, что именно так. А в чем дело?

— Шомберг! Это был мой Брюн!!!

— Как! Твой Брюн? Но ведь он живет при дворце Монморанси!

— Жил, хочешь ты сказать… За несколько дней до моего приезда Брюн убежал и стал рыскать по городу. Помнишь, я ведь говорил тебе?.. Где я только ни искал его — все было тщетно, — продолжал Лесдигьер. — Мне говорили, что видели его то близ Лувра, то у дворца коннетабля, то на ступеньках отеля Савуази…

Шомберг положил ему руку на плечо:

— Он искал тебя, Франсуа.

— Бедный верный пес… — горько покачал головой Лесдигьер. — Нет на свете существа преданнее собаки, Шомберг… Человек предаст, собака — никогда… Но как это случилось? И откуда ты узнал?

— Он сам рассказывал об этом в кругу придворных.

— Что же он рассказал?

— Как-то он проходил близ Центрального рынка и увидел двух больших коричневых собак. Они мирно лежали и грелись на солнышке. Кобель и сука. Поравнявшись с ними, Линьяк громко выругался, плюнул и попал на морду суке. Она зарычала, а он пнул ее сапогом. Тут кобель вскочил и бросился на Линьяка. Пока тот вынимал шпагу из ножен, кобель прокусил ему сапог и поранил ногу. Но… тут же поплатился за это. Линьяк вонзил клинок ему в шею, проткнув бедное животное насквозь. Несчастный пес так и издох, не издав ни звука и не разжимая челюстей. Тогда его подруга бросилась на Линьяка и вцепилась ему в ляжку. Он убил и ее несколькими ударами кинжала.

Лесдигьер застыл, пораженный ужасным рассказом.

В считанные мгновения он вспомнил и живо представил себе все: как они впервые встретились на одной из улиц Парижа и он назвал собаку Брюном, как пес самоотверженно дрался с торговцами, спасая ему жизнь. Во время путешествия по Франции Брюн неотлучно находился при нем, ревниво охраняя покой или сон Лесдигьера. А потом, оставшись один и затосковав, он отправился разыскивать своего хозяина, но, не найдя, встретил свою подругу. Нагулявшись, они мирно устроились на травке. Это было их последнее свидание. И тут на беду мимо проходил человек, который со всего маху пнул его подругу острым сапогом… Этого Брюн стерпеть не мог. Это все равно как если бы кто-то посмел обидеть его хозяина. И он бросился на обидчика…

…Лесдигьер чувствовал, как непрошеный комок подкатывает к горлу. Он не мог сдержать слез.

— Бедный Брюн… Шомберг, я потерял лучшего друга… — Лесдигьер сжал челюсти так, что они захрустели, и, не разжимая зубов, процедил: — Ты покажешь мне этого Линьяка, Шомберг! И сегодня же!