— Поединок? — изумленно вскинул брови Карл IX. — Сейчас? Во время бала? Кто посмел? Немедленно остановить! Я запрещаю! — и направился прямо туда, где молча ожидали его, склонив головы, Лесдигьер, Линьяк и Вильконен. За ним последовали королева и кардинал.

— В чем дело, господа? — спросил Карл, нахмурившись. — Что это еще за дуэль во время свадебного бала? Это вы, Лесдигьер? — его взор сразу потеплел, и лоб разгладился. — Ну, уж от вас-то я не ожидал! Лейтенант гвардии, какой пример показываете вы молодым придворным и своим подчиненным? С кем вы собираетесь драться?

Вместо ответа Лесдигьер посмотрел на Линьяка.

— Как! — воскликнул король. — С вами, господин де Линьяк? — Легкая тень пренебрежительности пробежала по его губам. — Чего ради, сударь, вы вздумали затевать дуэль, да еще в присутствии вашего короля?

— Сир, — ответил Линьяк, с вызовом глядя на юного монарха, — я был оскорблен этим дворянином, — и он указал кивком головы на Лесдигьера, — в присутствии всего двора и требую у него немедленного удовлетворения. Только кровью сможет он смыть свою вину.

Король, не раз уже слышавший о недюжинных способностях Линьяка и любивший Лесдигьера, тут же воскликнул:

— Я запрещаю вам это делать!.. Во всяком случае, — не сейчас.

— Сир, — произнес Линьяк, — ведь вы король и дворянин и знаете, что такое законы чести. Неужто вы, всегда такой справедливый, допустите, чтобы благородный дворянин, честь которого глубоко оскорблена, думал о каком-то промедлении, в то время как щеки его горят от стыда?

— Ужели оскорбление в действительности столь серьезно? — спросил Карл у Лесдигьера.

— Сир, я назвал Линьяка и Вильконена мерзавцами.

Король едва сдержался, чтобы не пожать лейтенанту руку. Он, как и все, тоже не любил Линьяка, но не знал, как от него отделаться, ибо ему покровительствовали королева и кардинал.

— Вот как, — произнес Карл и, как ни крепился, все же легкая улыбка появилась на его губах. — Значит, это он вы звал вас?

— Напротив, сир, это я вызвал его.

— Выходит, вы зачинщик ссоры?

— Судить вам, сир. Господин Линьяк публично оскорбил вашу сводную сестру герцогиню Ангулемскую, и я не мог этого стерпеть.

— Диану? — воскликнул Карл. — И он посмел? Как же он оскорбил ее?

— Сир, я не могу повторить того, что сказал этот господин.

— Говорите, сударь, я требую, — высокомерно произнес Линьяк. — Я не беру своих слов обратно.

Король повернулся к Лесдигьеру:

— Ну?

— Он назвал ее шлюхой.

— Сестру короля?!

Карл так взглянул на Линьяка, что, кажется, готов был задушить мерзавца. И дело было не только в родственных чувствах, а в несправедливости и чудовищной лжи, которые посмел тот возвести на Диану Французскую, нигде, никогда и никем не замеченную в распутстве.

— Оскорбление и в самом деле серьезное и вопиет о мщении, — произнес король. — Однако вовсе не обязательно заниматься этим сегодня.

И он вопросительно посмотрел на мать, надеясь, что она поможет выпутаться из этого щекотливого положения. При нем королева всегда лестно отзывалась о Лесдигьере, и Карл подумал, что ей тоже не захочется терять такого славного солдата, и она что-нибудь придумает, например, прикажет взять Линьяка под стражу за оскорбление принцессы королевской крови. Но то, что он увидел на ее лице, повергло его в отчаяние.

Екатерина во все глаза глядела на Линьяка с такой любовью, что Карл лишь теперь стал догадываться, какую роль играл этот проходимец при особе его матери. И понял, что она ему не поможет. Тем более кардинал, люто ненавидевший всех гугенотов в королевстве. Остается уповать только на волю Всевышнего.

— Я полагаю, — проговорила королева с улыбкой, не сводя похотливого взгляда с Линьяка, — что оскорбления с обеих сторон достаточно серьезны, чтобы оттягивать выяснение отношений. Пусть они скрестят шпаги в защиту доброго имени нашей дочери. Кто прав из них, кто виноват — решит Бог.

Линьяк подумал, что королева колеблется, и поэтому, подбоченившись и высоко подняв голову, он заявил, что Лесдигьер посмел его ударить.

Екатерина перестала улыбаться и высоко подняла брови:

— И вы посмели это сделать, мсье Лесдигьер?

— Да, Ваше Величество. Скажу вам больше: случись повториться подобному, я поступил бы так же, будь на месте Линьяка даже сам папа римский.

— Это неслыханная дерзость! — воскликнул кардинал. — Ваше Величество, вы знаете, я противник дуэлей, но тут я выступаю за немедленный поединок, ибо в моем присутствии оскорблен наместник Бога на земле, его святейшество Пий V! Мы позволим этим господам драться внизу, во дворе, у ристалища, и сами будем наблюдать за соблюдением правил боя. Когда дуэль закончится, один из этих господ останется на месте, другому в награду достанется первый танец с новобрачной и второй — с самой красивой дамой сегодняшнего бала — вашей дочерью Маргаритой.

— Да, но, если я не ошибаюсь, у мсье Лесдигьера двое противников, — неожиданно вспомнила королева. — Ведь, кажется, вы оскорбили и господина Вильконена, не правда ли, мсье Лесдигьер?

— Это так, Ваше Величество.

— В таком случае нам предстоит зрелище вдвое интереснее. С кем же первым вы будете драться?

— С двумя одновременно.

В зале воцарилось молчание. Губы кардинала растянулись в улыбке. Кто-то в толпе придворных прошептал: «Это будет настоящее убийство!»

Один Шомберг оставался спокоен и, стоя рядом с другом, ждал реакции короля и его матери.

— Мсье Лесдигьер, это немыслимо! — воскликнул Карл. — Один на один — это еще куда ни шло, но с двумя! Один из которых — де Линьяк!

— Я думаю, это их дело, — вмешалась королева-мать. — Коли они так решили, Вашему Величеству не стоит мешать этому.

— Но, Лесдигьер, это самоубийство! — пытался возразить Карл. — Ведь вы даже не знаете, кто ваш противник!

— Мне это все равно, сир. Решения своего я не изменю и прошу Ваше Величество разрешить поединок. К тому же у меня есть к господину Линьяку еще один счет.

— Король дает свое согласие! — громко вынесла окончательное решение Екатерина Медичи, не глядя на сына; зато она победоносно взглянула на кардинала. — Он обязан защитить честь своей сестры, за которую будет биться от его имени не на жизнь, а на смерть господин Лесдигьер, лейтенант гвардии герцога Монморанси.

Карл натянуто улыбнулся.

— Мне жаль вас, Лесдигьер, — обреченно произнес он, и на лицо его легла тень отчаяния. — Идите, а мы последуем за вами и будем наблюдать, чтобы борьба велась по всем правилам, хотя… какие уж тут к черту правила при таких условиях… И да поможет вам Бог!

И все общество вместе с королем и высшей придворной знатью устремилось к выходу.