Сигруд потрясенно глядит на нее.

— Ты… ты хочешь сказать…

Олвос вздыхает и внезапно делается очень старой и усталой.

— Да, — говорит она. — Он мой сын. Ноков — мой сын.

* * *

Ивонна пытается сосредоточиться, пока ведет машину по улицам Мирграда. Она не ездила по городу много лет, так что время от времени задевает бордюры. Тати рядом, на пассажирском сиденье, мрачно глядит вперед.

Каждый квартал или около того Ивонна задает тот же самый вопрос:

— Ты уверена?..

Каждый раз Тати отвечает одинаково:

— Нет. Но я знаю, что это правда.

Наконец они подъезжают к Престолу Мира. Это в основном пустое пространство, потому что изначальный храм был полностью уничтожен во время Мирградской битвы и оставшийся парк превратился в монумент трагедии.

Тати и Ивонна паркуются и выходят из машины.

— Где? — спрашивает Ивонна. — Что теперь нам делать?

— Это здесь, — говорит Тати, озираясь. — Я это видела всего лишь на мгновение. Но я смотрю под неправильным углом. Это было… — Она что-то замечает, какой-то ориентир, и ее глаза вспыхивают. — Там! Вон там! Справа от того дерева, я уверена!

Они бегут через парк, мчатся по асфальтовым дорожкам, пока наконец не видят впереди маленькую шаткую заброшенную сторожку. Рядом кто-то стоит, спрятав руки в карманы, а лицо — в воротник пальто, и постоянно оглядывается через плечо на двух подбегающих женщин.

Когда они приближаются, у Ивонны от изумления открывается рот. Потому что человек, который стоит рядом со сторожкой, — это Тати.

Ну, не совсем — эта девушка не так хорошо питалась, и волосы у нее длиннее, пусть и спрятаны под мальчишеской шапкой, и сердитая гримаса на ее лице, похоже, с него не сходит. Но ее черты, ее рот, ее рост… все это так напоминает Татьяну, что напрочь сбивает с толку.

Ивонна останавливается.

— Чтоб мне провалиться… — шепчет она.

— Что? — говорит Тати. — Что такое? — Потом переводит взгляд на девушку впереди и понимает. — Ой. Ой-ой… Ох, матушки…

Незнакомка с подозрением косится на них, потом отворачивается, словно пытаясь сделаться незаметной. Тати просто таращится на нее, как громом пораженная.

— Эй! — кричит Ивонна. — Эй, ты! — она тщетно пытается вспомнить имя девушки, а потом выпаливает: — Мальвина Гогач!

Та застывает. Ивонна понимает, о чем она думает: удирать или нет.

— Ты в опасности! — говорит Ивонна.

Она смотрит на Тати, желая, чтобы та что-нибудь сказала, но девушка все еще таращится на своего двойника с открытым ртом.

Мальвина поворачивается и с подозрением глядит на них, пока они приближаются, пошатываясь от усталости.

— Что? Да кто вы такие? О чем вы гово… — тут она замечает Тати и роняет челюсть. — Какого хрена? — тихо договаривает Мальвина.

Обе девушки глядят друг на друга с выражением смутного ужаса.

— Это… все равно что смотреть в карнавальное зеркало, — шепчет Тати.

— Хватит, — говорит Ивонна. — Расскажи ей то, что сказала мне.

Тати облизывает губы.

— Он… он собирается проникнуть внутрь, — произносит она. — Он собирается проникнуть в то место, которое вы сотворили, и убить всех вас, всех до единого. И маму.

Мальвина бледнеет.

— Как ты… нет, это не может быть всерьез…

— Очень даже может, — говорит Ивонна.

— Это не может быть правдой, просто не может! — восклицает Мальвина. — Он не… постой. «Мама»? Ты о ком?

— Комайд, — говорит Ивонна. — Это Татьяна Комайд.

Глаза Мальвины распахиваются до пределов возможного. Она делает шаг назад и трет виски, пытаясь осознать случившееся.

— Это… это как-то чересчур… Откуда ты все узнала? Почему ты выглядишь как я? — она продолжает тереть виски, как будто облик Тати одурманил ее разум.

— Что нам делать? — спрашивает Ивонна.

Мальвина продолжает тереть виски. Вид у девушки такой, словно ее сейчас стошнит.

— Ну? — сурово спрашивает Ивонна.

И опять ничего.

Стройкова топает ногой.

— Слушай, ты! — рявкает она. — Я понятия не имею, что за хрень тут происходит, но я знаю тебя. Ты была клиентом моих учреждений много лет. Я, скорее всего, из своего кармана заплатила за твои штаны, твою кровать, твою еду и твою треклятую туалетную бумагу не один десяток раз! Как бы странно это ни звучало, ты у меня в долгу. Почему бы тебе не оказать ответную услугу — немного сосредоточиться и сделать все, что нам нужно, чтобы начать спасать кой-какие жизни, а?

Мальвина встряхивается.

— Как она может знать, что мы все в опасности? В смысле, каким образом?

— Она просто знает, — говорит Ивонна. — Это очевидно. Просто доверься нам.

Взгляд Мальвины бегает туда-сюда, пока она размышляет.

— Можно пройти через черный ход. Это опасно, я не хочу привлекать к нему внимание, но… другого выбора нет. — Она вздыхает. — На хрен все. Идем.

— Куда? — спрашивает Тати.

— А то ты не знаешь?

— Нет… на самом деле нет…

Мальвина тыкает пальцем в будку.

— Туда. Вперед. Вы с Сигрудом? В этом все дело?

— В каком-то смысле, — говорит Ивонна.

— Ну-ну. Надеюсь, у вас есть опыт общения с божественным. Если нет, все это будет для вас очень странным.

— Нам и так уже очень странно, — бормочет Ивонна, пока они входят в будку.

Они все идут и идут. Ивонна лишь через несколько секунд понимает, что они прошли куда больше, чем должны были, — ведь будка всего шести-семи футов шириной, не так ли?

А потом она видит что-то впереди. Маленький квадрат синего света, неподходящего размера для двери. Но за ним…

Кровати. И окна. Огромная, просторная комната, которая как будто просто висит впереди, в темноте.

— Ладно, — говорит Ивонна. — Это и впрямь странно.

* * *

Таваан чувствует происходящее заранее. Закрыв глаза и прижав ладонь к створке, она ощущает, как что-то взлетает по лестнице снаружи, мчится к двери и со всей силы бьется в нее…

Грохот похож на раскат грома. Ударная волна проходит через руку Таваан до самого плеча. Ей не надо видеть двери, чтобы понять: их почти сорвало с петель.

— Дерьмо, — тихо говорит она. Открывает глаза. — Вот дерьмо…

Она слышит, как за спиной бормочут спящие, те, кто дальше от двери, сидят и трут глаза. Пробудиться от такого глубокого сна нелегко, и она могла бы помочь им полностью прийти в сознание — но знает, что не может сейчас тратить силы.