Она собирает их все без остатка и прижимается к дверям, удерживая их. Она делает это как раз вовремя, потому что второй удар оказывается еще сильнее, чем первый.

Двери покрываются маленькими трещинами. Таваан сосредотачивается, направляет весь свой разум на то, чтобы удержать их целыми. Но она знает, что не продержится долго.

«Это он. Он здесь. И он сильней, чем я могла бы предположить».

* * *

— Можешь себе представить, каково это? — спрашивает Олвос. — Смотреть издалека, как твой сын переходит из семьи в семью. Видеть, как его захватывают в плен, пытают, сводят с ума. Видеть, как он обретает свободу посредством убийства и кровопролития и продолжает делать ужасные, жуткие вещи?..

— Но ты могла бы его остановить, — говорит Сигруд. — Ты могла бы…

Она поворачивается к нему, ее глаза горят неистовым огнем.

— Взгляни на меня. Только взгляни на меня. Взгляни на бремя моего могущества. Вообрази, каково это: знать, что достаточно волеизъявления, чтобы спасти твоего ребенка, но тогда вера Континента может свести тебя с ума — и потеряно будет куда больше… Власть извращает, Сигруд. У нее есть своя сила тяжести. Ее можно только распылить или изолировать. Вот что я пыталась делать на протяжении стольких лет. Если сегодня ночью все пойдет правильно, ты сам поймешь, что к чему. Но… ох, смертный… — Олвос качает головой. — Тебе не по силам узнать, как я себя презираю. За то, кто я такая, и за то, что мне приходится делать. — Она вытирает глаза. — Но скоро все закончится. По крайней мере для меня.

— О чем ты? — спрашивает Сигруд.

Она продолжает говорить, словно не услышала его:

— Последняя ночь надежды. Я жду ее давно, я давно ее заслужила. Но эта мысль на самом деле меня не утешает. — Она закрывает глаза. — Ведь теперь я знаю, что Ноков собирается сделать.

* * *

Когда Ивонна, Тати и Мальвина входят в огромную комнату с кроватями через дверь, которая оказывается огромным камином, Стройкова тотчас же замечает две вещи.

Во-первых, жуткий грохот и звон, которые доносятся с той стороны комнаты, где виднеется большая двустворчатая дверь, дрожащая, словно во время землетрясения. Перед дверью стоит юная девушка, одетая в пижаму, бритоголовая, прижав руки к створкам, словно в отчаянной надежде удержать их закрытыми — но понятно, что это проигранная битва.

Во-вторых, это люди во всех кроватях, все очень юные, и некоторые из них ворочаются и садятся с одурманенным видом, словно пытаясь вспомнить, как управлять руками и ногами.

Мальвина смотрит на дверь. Ее лицо из бледного становится зеленоватым.

— Таваан! — кричит она. — Что случилось? Что тут про…

Девушка у дверей кричит через плечо:

— Мальвина! Уведи, уведи, уведи их отсюда! Он здесь, он рвется внутрь!

— Что?! — вопит Мальвина. — Он здесь? Я помогу тебе! — Она бежит к двери, но замирает на месте, как будто ударившись о невидимую стену.

— Нет! — кричит девушка в пижаме. — Я тебя не подпущу! Я не могу удерживать его долго, просто выведи их, выведи отсюда!

— Таваан! — не унимается Мальвина. — Умоляю, позволь помочь тебе…

От нового удара дверь едва не ломается, но какая-то незримая сила удерживает ее целой.

— Делай, что говорю, мать твою! — рычит девушка в пижаме. В этом странном месте ее голос доносится отовсюду: от камней и от кроватей. — Выведи их отсюда!

Мальвина падает на пол, потрясенная. Она быстро моргает. Ее лицо сохраняет стоическое выражение, но из глаз начинают литься слезы. Она встает и поворачивается к Ивонне и Тати.

— Вы, обе, — говорит она дрожащим голосом. — Поднимите этих детей и выведите через дверь. Немедленно!

Ивонна мчится к ближайшей кровати, где мальчишка лет двенадцати с удивительной чешуйчатой кожей в ступоре трет глаза. Она не тратит время на знакомство: просто хватает его за руки, вытаскивает из постели, бормоча: «Ты намного тяжелее овцы…» — и быстро тащит к камину, в который и пихает, как мешок с мукой. Смотрит на Тати, которая все еще ошарашена происходящим.

— Тати! Сосредоточься и помоги мне, сейчас же!

Тати встряхивается и бежит к следующей кровати с Ивонной, а Мальвина вытаскивает одного из сонных детей из постели, словно выволакивает пьяного друга из бара.

Снова грохочущий удар, снова звон. Двери дрожат. С той стороны доносятся ужасные звуки: треск деревьев, и стрекот насекомых, и пронзительное завывание холодного ветра. Ивонна непонятно почему чувствует себя так, словно заблудилась в темном и глухом лесу и ждет рассвета…

«Это он, не так ли? — понимает она. — Существо, с которым Сигруд все это время сражался».

Она встряхивается, вытаскивая еще одного ребенка из кровати. Пока они уносят его прочь, по пути им попадается кресло, которое кажется до странности неуместным в этой комнате: мягкое, потертое, обращенное к ним спиной, лицом к окнам, как будто в санатории.

Когда они огибают кресло, Ивонна видит, что в нем кто-то сидит.

И этот кто-то — мертвая женщина. Точнее, женщина, которая должна быть мертвой.

Ивонна ахает и едва не роняет спящего ребенка. В кресле сидит Шара — она смотрится больной, она тянет голову, выглядывая с другой стороны, чтобы лучше видеть дверь. Она как будто не осознает, что впереди нее стоят два человека, и поворачивается к ним, лишь услышав возглас Ивонны. Она моргает, как сова, глядя на них. А потом у нее приоткрывается рот.

— О нет… — говорит она. — Тати?!

Татьяна Комайд смотрит на нее.

— Мама? Мама! Ты… ты… ты жива?! Ты действительно жива?! — она роняет ноги ребенка и почти смеется. — Я это знала! Я не понимаю как, но я знала, знала, знала!

Шара пытается встать, но ей, кажется, не хватает сил. Она в панике сглатывает.

— Ты не можешь быть здесь, дорогая, ты не можешь! Не здесь, не сейчас! Он придет, он убьет тебя! Здесь небезопасно!

Ивонна смотрит на дверь, которая содрогается от нового яростного удара.

— Я начинаю думать, — говорит она, — что мы, наверное, пришли слишком поздно.

* * *

Руки и ноги Таваан терзает сильнейшая боль, пока она пытается удерживать дверь. «Сколько еще ударов я вытерплю? — думает она. — Один? Два? Не больше, это точно».

В уши ей льются звуки ночи: потрескивание листьев под невидимыми ногами, тихие крики далеких птиц, шуршание высокой травы. Теперь ей трудно сосредоточиться. Она использует всю свою силу, чтобы проверить спящих детей позади себя.

Двенадцать проснулись, только двенадцать. Остальные все еще борются со сном, в который она сама их погрузила.

«Как же все пошло кувырком? Как он проник сюда? Как мы это допустили?»

Новый удар. Таваан отлетает от дверей, падает на каменный пол, распластавшись. Створки приоткрываются.