перу рассказчика, демонстрируют и понимание Героя, и дистанцию по отношению к нему. Хотя гораздо меньшую дистанцию, чем по отношению к ничего не понимающей публике. «Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина? – Мой ответ – заглавие этой книги. “Да это злая ирония!” – скажут они. – Не знаю».

Фаталист ли рассказчик? Скорее да, чем нет. При этом странный фатализм Печорина противопоставлен ясному, беспримесному фатализму Максима Максимыча, а колеблющийся фатализм рассказчика – однозначному фатализму «ярославского мужика», который вместе с осетином везет Максима Максимыча и рассказчика. «Один из наших извозчиков был русский ярославский мужик, другой осетин: осетин вел коренную под уздцы со всеми возможными предосторожностями, отпрягши заранее уносных, – а наш беспечный русак даже не слез с облучка! Когда я ему заметил, что он мог бы побеспокоиться в пользу хотя моего чемодана, за которым я вовсе не желал лазить в эту бездну, он отвечал мне: “И, барин! Бог даст, не хуже их доедем: ведь нам не впервые”, – и он был прав: мы точно могли бы не доехать, однако ж все-таки доехали, и если б все люди побольше рассуждали, то убедились бы, что жизнь не стоит того, чтоб об ней так много заботиться…»

На секунду Лермонтов отодвигает «странствующего рассказчика» и то ли подменяет его собой, то ли поднимает его до себя – когда перелагает песню Казбича стихами и дает примечание: «Я прошу прощения у читателей в том, что переложил в стихи песню Казбича, переданную мне, разумеется, прозой, но привычка – вторая натура». А затем опять подталкивает навстречу Печорину, противопоставляя и сближая их одновременно.

С одной стороны, рассказчик иронически замечает: «разочарование, как все моды, начав с высших слоев общества, спустилось к низшим, которые его донашивают, и что нынче те, которые больше всех и в самом деле скучают, стараются скрыть это несчастье, как порок». С другой, его тональность выдает сочувствие к Печорину. В предисловии к «Журналу» он сознательно дистанцируется от своего героя, а при этом заглавие романа – «Герой нашего времени» – принадлежит именно ему.

Но такова позиция и автора романа. Он тоже отказывается быть судьей своему герою – или становиться печоринским адвокатом. Его позиция – это позиция наблюдателя: далеко не во всем разделяющего взгляды Печорина, но сочувствующего ему. Романтический герой отрицает себя сам – автор же не хочет ничего утверждать или отрицать. «Герой нашего времени» – это первый русский психологический роман. Лермонтов предугадал дальнейшие пути отечественной прозы второй половины XIX века, ее погружение во внутренний мир героя, ее заведомый отказ от прямых оценок, то есть ее психологизм. Но для него, как для писателя, как для носителя позднеромантического, разорванного сознания, было куда важнее другое. Он подверг анализу печоринский самоанализ, дистанцировался от его убийственного индивидуализма (не упрощая ничего, в отличие от Максима Максимыча). И тем самым дистанцировался от самого себя.

Что почитать

Эйхенбаум Б.М. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // М.Ю. Лермонтов. Герой нашего времени. М.,1962 (серия «Литературные памятники»).

Эйхенбаум Б.М. Николай I о Лермонтове // Эйхенбаум Б.М. О прозе. Л., 1969.

URL: http://feb-web.ru/feb/classics/critics/eixenbaum/eih/ eih-423-.html.

Что посмотреть

Архангельский А.Н. Психологический роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

URL: https://interneturok.ru/ literatura/9-klass/uroki-a-n-arhangelskogo-dlya-8-klass9/ psihologicheskiy-roman-m-yu-lermontova-geroy-nashego-vremeni?seconds=0&chapter_id=2476.

Архангельский А.Н. Не тот герой нашего времени.

URL: http://arzamas.academy/courses/10.

Мцыри (поэма, 1839)

Мцыри – главный герой лермонтовской поэмы, юный послушник монастыря. По происхождению он вольный горец, по воспитанию – смиренный монах. Мцыри был ребенком, когда некий «русский генерал» привез его «из гор» в Тифлис (нынешний Тбилиси). Мальчик был обречен, он умирал, гордо отвергая пищу, но его приютил безымянный монах, чтобы воспитать будущим иноком. Однако Мцыри так и не врос в новую среду, не стал частью другого народа, новая вера не заменила ему прежних идеалов:

И видел у других

Отчизну, дом, друзей, родных,

А у себя не находил

Не только милых душ – могил!

Все годы жизни в чуждом ему монастыре он жил надеждой на то, что сможет когда-нибудь вернуться на «родину», в тот «дикий», свободный, не ограниченный чужими правилами мир, где человек и природа едины, а бог растворен в окружающем пейзаже. «Я знал одной лишь думы власть,/ Одну, но пламенную страсть:/ … / Она мечты мои звала/ От келий душных и молитв/ В тот чудный мир тревог и битв,/ … / Где люди вольны как орлы».

В конце концов Мцыри бежит из монастыря, но через три дня возвращается, смертельно раненный в битве с барсом. Историю о побеге, блуждании в непролазном лесу, битве, которая служит сюжетной кульминацией поэмы, рассказывает сам герой; жанровая форма поэмы – исповедь, не признающая посредников между героем и читателем. Ни автор, ни рассказчик (за исключением вводных строф) не вмешиваются в повествование.

Сохранилось свидетельство П.А. Висковатова, одного из первых исследователей лермонтовского творчества, о возникновении замысла поэмы. Поэт, согласно свидетельствам А.П. Шан-Гирея и А.А. Хастатова, странствовал в 1837 году по старой Военно-грузинской дороге и «наткнулся в Мцхете… на одинокого монаха или, вернее, старого монастырского служку, “Бэри” по-грузински. Сторож был последний из братии упраздненного близлежащего монастыря. Лермонтов с ним разговорился и узнал от него, что родом он горец, плененный ребенком генералом Ермоловым во время экспедиции. Генерал его вез с собою и оставил заболевшего мальчика монастырской братии. Тут он и вырос; долго не мог свыкнуться с монастырем, тосковал и делал попытки к бегству в горы. Последствием одной такой попытки была долгая болезнь, приведшая его на край могилы. Излечившись, дикарь угомонился и остался в монастыре, где особенно привязался к старику монаху. Любопытный и живой рассказ “Бэри” произвел на Лермонтова впечатление… и вот он решился воспользоваться тем, что было подходящего в “Исповеди” и “Боярине Орше”, и перенес все действие из Испании и потом Литовской границы – в Грузию. Теперь в герое поэмы он мог отразить симпатичную ему удаль непреклонных свободных сынов Кавказа, а в самой поэме изобразить красоты кавказской природы».

До нас дошла и другая история, возможно, известная Лермонтову: чеченский мальчик, захваченный в плен и привезенный в Тифлис все тем же генералом Ермоловым, стал впоследствии художником-академиком П.З. Захаровым.

Как бы то ни было, впервые над образом, подобным Мцыри, Лермонтов задумался еще в 1831 году, набросав схематичный план: «Написать записки молодого монаха 17-ти лет. – С детства он в монастыре; кроме священных книг не читал. – Страстная душа томится. – Идеалы…» В 1830–1831 годах поэт работал над поэмой «Исповедь», так