Веревка, на которой я висел, была натянута туго, как струна. Я болтался над бездной буквально на нескольких пеньковых волокнах, и это навело меня на мысль, что и сама моя жизнь – вещь крайне ненадежная, зависящая от множества случайностей, например от прочности веревки. Если бы она, к примеру, оборвалась, я свалился бы на дно и, скорее всего, расшибся бы в лепешку. Если бы я каким-то чудом уцелел и не переломал бы себе руки и ноги, я, возможно, даже сумел бы выкарабкаться, упираясь в вырубленные в стене ступени, но, если бы во время подъема я вдруг оступился, это было бы, наверное, последней ошибкой, которую бы я совершил.

Но вот лом и кувалда со звоном ударились о какой-то камень внизу, а еще через несколько секунд мои ноги коснулись твердой поверхности. К моему удивлению, на дне колодца появилась вода; она не покрывала его целиком, но в ямах и углублениях набралось ее дюйма на четыре. Это обстоятельство укрепило мои надежды; другое дело, что определить, откуда именно просачивается желанная влага, было довольно трудно. В первую очередь мне следовало определить, поднимается ли она снизу или пробивается откуда-то из стены. То, что я почти достиг уровня, где когда-то проходил водоносный слой, было совершенно очевидно: оглядевшись по сторонам, я обратил внимание, что мои раскинутые в стороны руки не достают до стенок, тогда как диаметр шахты у меня над головой составлял всего три-четыре фута. Похоже, эту каверну размыла вода, годами собиравшаяся на дне колодца.

Вода у меня под ногами была холодной, и я счел это обнадеживающим признаком. Правда, глина, забившая шахту, стала достаточно влажной, почти полужидкой еще неделю назад, но на ощупь она была лишь немногим холоднее окружающего воздуха. Вода, в которую я погрузился по щиколотку, была чуть не ледяной, словно в горном ручье, а когда я зачерпнул ее ладонью, то увидел, что она почти прозрачна.

Опустившись на колени, я стал водить рукой над дном колодца, надеясь на ощупь определить место, где выбивается из камней тонкая струйка. Увы, мне не удалось отыскать ключ, зато я определил, что там, где я стоял, вода была заметно холоднее, чем в других частях колодца.

Прежде чем продолжать работу, я задумался, как мне поступить с ломом и кувалдой. Я не исключал, что меня может отделять от водоносной жилы всего один вывороченный камень. В этом случае мне пришлось бы достаточно поспешно эвакуироваться, бросив инструмент, а я этого делать не хотел. Лом и кувалда могли годами ржаветь на дне колодца, отравляя воду и людей, которые будут ею пользоваться, поэтому я решил, что не стану их отвязывать, хотя это и было не совсем удобно. Покрепче затянув узлы на ремнях, удерживавших инструменты, я снова задумался о том, что произойдет, когда я пробьюсь сквозь глину и камень. Знать что-либо наверняка я, конечно, не мог, и все-таки меня не покидало ощущение, что вода ударит из-под моего лома таким мощным фонтаном, что на бегство мне останется всего несколько секунд. Но делать было нечего, оставалось только положиться на крепкие руки Пауло и помощь Сэла, которую тот сможет ему оказать.

Расставив пошире ноги, я точно посередине нащупал острием лома какую-то щель и, крепко ухватив кувалду за огрызок рукоятки, несколько раз примерился, желая точно знать, насколько широко я могу размахнуться и не попаду ли себе по рукам в случае промаха, что было более чем вероятно.

Но я слишком долго мешкал. Вспомнив, что люди наверху хотят пить, я в последний раз поправил лом, устанавливая его как можно вертикальнее, и с силой размахнулся. Должно быть, мое положение все же было недостаточно устойчивым, поскольку в последний момент я покачнулся и вынужден был опустить руку с занесенной кувалдой мимо расплющенного навершия лома. Инерция тяжелой головки оказалась такой сильной, что я не устоял на ногах и упал на одно колено. Кувалда опустилась в воду, обдав меня брызгами, но я не обратил на это внимания. Мой взгляд непроизвольно упал на противоположную стенку, точнее, на гладкий, словно обтесанный камень, на котором были вырезаны какие-то слова. Я не смог сразу разобрать надпись, поскольку бороздки в камне частично забились глиной. Мне понадобилось несколько минут, чтобы с помощью завалявшегося в кармане гвоздя расчистить буквы и прочитать надпись.

Высеченные на камне слова заставили меня улыбнуться. Подписи внизу, естественно, не было, но я знал, кто мог выбить здесь эти буквы. Промыв камень водой, я еще раз прочел слова, которые могли бы стать девизом, выгравированным на гербе Алехандро Сантьяго Мартинеса: «Agua de mi corazоn». «Вода моего сердца».

Поначалу я хотел извлечь камень из стены, чтобы отдать Лине, но он оказался частью гранитного монолита. Такая работа была не под силу и самому Микеланджело. Надписи было суждено навсегда остаться на дне колодца, и, поразмыслив, я решил, что так будет правильнее. Жалел я лишь о том, что не могу ее сфотографировать, обычно я не расставался с мобильным телефоном, но в колодце было так сыро и холодно, что я решил поберечь электронную игрушку и оставил ее в машине.

Что ж, подумал я, пусть это будет наш с Алехандро секрет.

Потом я снова вспомнил о том, что, пока я тут предаюсь сентиментальным размышлениям, кто-то из друзей Лины – и Алехандро Мартинеса, если на то пошло, – может не выдержать и начать пить грязную воду из ручья. Мне следовало поторопиться, и я снова установил лом, размахнулся кувалдой и ударил изо всех сил, вгоняя его в щель между камнями.

Ничего.

Я немного подождал, подумав о том, что воде, возможно, нужно время, чтобы подняться наверх.

По-прежнему ничего.

Я взял левее и ударил снова. Безрезультатно. Еще два удара также не дали результатов. На дне колодца царила мертвая тишина – ничто не журчало, не булькало и не капало. Я нанес пять или шесть ударов подряд. Потом еще двадцать, но камень поддавался неохотно, и я попробовал отыскать место получше. На протяжении следующих полутора часов я перепробовал несколько мест, которые казались мне наиболее перспективными, но добился только того, что моя левая рука покрылась синяками и ссадинами, когда молоток соскальзывал (хорошо, обошлось без перелома), а правая заныла от усилий. Но сильнее боли было разочарование. Я был уверен, что вода где-то рядом; больше того, за прошедший час ее уровень заметно поднялся, так что от холода у меня ломило уже не ступни, а ноги до колен, но найти место, откуда она поступала, мне никак не удавалось, хотя я опустился на четвереньки и заново обшарил все дно. Похоже, я ошибся, когда решил, что вода поднимается снизу: повсюду подо мной была лишь кое-где прикрытая глиной твердая скальная порода, справиться с которой мог разве что отбойный молоток или хороший заряд взрывчатки.

Выпрямившись во весь рост, я прислонился спиной к стене и, запрокинув голову, стал смотреть вверх. Устье колодца казалось отсюда просто световой точкой размером с булавочную головку. На дне было очень холодно, и я не сразу почувствовал, что мне за шиворот что-то течет.

Обернувшись, я увидел, что прямо под камнем, на котором Алехандро высек свою надпись, есть небольшое углубление, которое – и это совпадение поразило меня – находилось как раз на уровне сердца. Ощупав его изнутри, я сразу понял, что камень в углублении немного не такой, как камни вокруг. Он был пористым, более мягким, чем окружавший его гранит со следами подтески твердым резцом. Постепенно до меня дошло, что на самом деле это просто глубокая щель в скале, в которую забились глина и мелкий гравий.