полны, но и обложены со всех сторон призывниками, ждущими своей очереди, ночующими прямо на земле у заборов призывного городка под открытым небом.

Это не считая давних заготовок нового порядка, типа тех же боевых тварей и мутантов, что выводила Василиска с её единомышленниками и тех особых, странных военных городков, где из детей взращивали бесстрашных мамелюков. Отмороженных и беспощадных, как боевые псы, как бездушные боевые роботы.

Конечно же, тысячи бродяг и голытьбы не смогли себя обеспечить оружием и доспехом, как это делали наёмники. Потому новый порядок стахановскими методами проводил индустриализацию. Потому-то я и бегал «до дракона». Люди гибнут за металл! Не помню откуда цитата эта. А металла надо много, чтобы армию спецназа Императора завалить трупами. И гнать на убой толпы пролетариев пулемётами заградотрядов и комиссаров в пыльных шлемах.

Город Василиск виден издалека, широко раскинувшись, заняв пригородами, заводами и военными городками всю немалую долину. Виден Василиск и из-за горизонта. По густому чёрному дыму, что поднимается над городом. И Спящий Демон, вулкан, у подножия которого и лежит город, не при делах. Дым стоит от заводов. Именно заводов, а не многочисленных кузнечных мастерских. У них тут, в самом деле ведь какая-то эрзац-индустриализация. С огромными корпусами цехов, домнами и вагранками, с прокатными станами. И не надо смеяться, серьёзно! Тут же – магия! Заводы с рабочими сменами и грязными рабочими посёлками наспех возведённых бараков-времянок вокруг цехов и заводов, вокруг угольных и рудных портов.

Всё как у людей. С повальным пролетарским пьянством и поножовщиной по ночам. Ну, это – другая история.

Город окружён этими рабочими посёлками, этими трущобами, выросшими, как грибы на трухлявом пне.

Мне ли бояться пьяных пролетариев? Нет. Но грязь и захламлённость этих трущоб меня напрягает. Особенно ночью. Пусть и багровеет уже рассвет.

Бегу прямо по тракту. Что мне скрываться? Меня тут каждая собака знает. Вот и на тракте каждые 75 метров – блокпост. Дежурный полудесяток вытягивается накараул при моём приближении. С такими скоростями тут бегает только один че… только я, одним словом. Я же не человек. Но по топоту меня уже узнают.

– «Усмешка Смерти» ночует на Северном пути! – кричит один десятник. – На рассвете будут парадом в город заходить!

Бросаю ему монетку в благодарность и за сообразительность. Золотую. Других мне недосуг носить. А парень – молодец. Прочие меня просто до икоты боятся. А этот проявил живость ума, сообразительность. Я его запомнил, я его отметил. Я ему – припомню!

Городские ворота, конечно, закрыты. Но мне они и не нужны. Мы излишними амбициями и ранее не страдали, а недавно и последнюю гордость потеряли. С последней девичьей невинностью. Когда меня собирали обратно из комплекта ЗИП, гордость прикрутить – забыли. Или – забили. Много что забыли. Амбиции, чувство юмора, оптимизм. Веру… Надю и Любу – тоже в комплект не доложили.

Стены тут каменные. Мне, что просто высокая пожарная лестница, лезу, как будто так и надо. Паркур – не, не слышали? А альпинизм? Тоже? Бывает! А вот стража на стенах уже привыкла. Двух сломанных человек хватило. Младшего советника собственной безопасности и помощника главы стражи стен хватило, чтобы они издали приказ о допуске моего подобного и круглосуточного доступа в город.

Тоже привычно – крышами, пробираюсь до дворцового комплекса Сама для доклада.

Змеюку чую издали, бегу от неё, как от огня, презрев требования долга. Пошла она, змея подколодная! К ней на глаза попади! Вдохни её запах! Будешь, как подросток перевозбуждённый, глаза выпучивать и слюни пускать, да майонезом штаны изнутри портить! Нах-нах-нах! Кашляю.

К себе! В мой закуток. Привести себя в порядок. Всё же я рад, что Утырок довёл людей до центра. И довольно споро довёл, молодец! А в каком состоянии, и в каком порядке довёл – увидим.

Глава 2

Под мотив «Имперского марша» коробки «Усмешки Смерти» входят в Северные ворота. Улыбаюсь. О том, что этот марш – «Имперский», знаю только я. Именно этот мотив звучит при пафосных проходах Дарта Вейдера. Даже Сам не догнал это культурное наследие. Как я понял, он успел поучаствовать в легендарных революционных событиях моей, якобы Родины, во всём этом кровавом бардаке и хаосе, что наступил на рубеже веков. И попал сюда сильно обиженный своими «революционными товарищами» в не менее легендарные и ещё более таинственные времена так называемых «чисток». Н, мне теперь всё это – прохладно и фиолетово. Это всё – лишь его проблемы.

Потому как я – никто. И то была не моя Родина. Уймись, слышишь! То тебе не Родина была! И сам ты – никакой не русский! И даже – не нерусский! Ты плохо склеенная куча чужого мусора! Всё это «русское» в тебе, нелепость – наведённые иллюзии, одна видимость. Вся наша жизнь – обман. И это у него, у Самого, пусть продолжается бой, его сердцу пусть будет тревожно в груди. И для него Ленин – такой молодой! А у нас – октябрь уже позади.

Улыбаюсь. Оттого, что рад. Своим ребятам рад. Оказалось, привязался я к ним. Узнаю, улыбаюсь.

По первым дудкам и барабанам я понял, что Дудочник развил бурную деятельность во вверенном подразделении. И, правда, первыми маршируют боевые барабанщики и трубачи коробки оркестра.

Я рад им. Искренне рад. Соскучился, не могу удержаться. Знаю, что этим проявлением подставляю и себя, и их. Если ты к чему-то привязан – ты уязвим, через твои привязанности тебе и будут выкручивать руки, вытягивать жилы. Но это позже я буду делать сумрачные мины на роже лица. Сейчас – отдыхаю душой! Прошли они! Все! Отдыхаю душой! Если у меня, склеенного, мусорного, она есть.

Стою на крыше Коловратной, казармы привратной стражи. «Усмешка Смерти» меня сразу срисовала, равнение – на меня. Оркестровая коробка синхронно с Дудочником и Побегом кивают шлемами. И трубами, соответственно.

Следом идёт знамённая группа прапорщиков. Несут знамёна нового порядка, Северного округа и саму «Усмешку Смерти», естественно. Как и положено знаменосцам-прапороносцам – ветераны. Мои Вещи. В лучшей броне, с гордо вскинутыми носами, с топорами палачей в вязанке розг на плечах.

За ними – Утырок, собственной персоной. С Тенью за спиной. Вскидывает голову на меня, руку – под козырёк шлема, начинает чеканить шаг, тянет носок, с такой вот вывернутой головой и вскинутой рукой и марширует.

Командиры коробок повторяют, сами бойцы только головы задрали. Шиты с оскаленным черепом и тяжёлые копья несут. Идут синхронно, как по линейке. Когда успели? Или только