по мнению их комментаторов, считали, что в основе неравенства и социальной несправедливости лежит право частной собственности, богатство богатых (в том числе и католической церкви) и бедность бедных. Однако, насколько они сами были уверены в том, что отмена частной собственности возможна и она действительно обеспечит равенство людей — это вопрос.[1016]

Исполненные благородства и человечности, эти великие мыслители, как показали многочисленные исследования и комментарии к их основным трудам,[1017] опирались в своих философских и социальных исследованиях на многочисленных предшественников — Платона, Аристотеля, пифагорейцев, легенды о «золотом веке», о веке Сатурна, веке Крона, острове «макарийцев», об Атлантиде и др. Если создатели и распространители народных социально-утопических легенд, безусловно, верили в их достоверность (иначе их распространение и, тем более, стремление отыскать обетованную, вольную страну, не имело бы смысла), то создатели утопических учений намеренно мистифицировали своих читателей. Народные легенды были созданы в ситуации отчаяния и страха. Ученые конструкции создавались якобы на основе подлинных фактов, которые, однако, иронически обыгрывались. Общества, которые хотелось бы создать, описывались подробно, но при внимательном чтении и «Утопии», и «Города Солнца» выясняется, что сами создатели этих утопических проектов вносят в свои весьма серьезные сочинения элементы игровой мистификации. Так, появляется Гитлодей, моряк, который якобы побывал в Утопии и рассказывает Мору о ней в присутствии известного гуманиста Эдигея. В приложении к книге публиковались письма Мора к ряду известных лиц, которые должны были ему поверить и, тем самым, поддержать его мистификацию. Читатель как бы не смел подумать, что Мор мистифицирует столь известных ученых. Мор даже приводит примеры утопической письменности.[1018]

Т. Кампанелла также не избегает мистификации. О городе Солнца ему якобы рассказал некий моряк, хотя здесь он упоминается как бы вскользь, не выводится, как у Мора, на первый план. Кампанелла в такой же мере, как и Мор, современник великих географических открытий, но он уже знает, что открытие Нового Света порождает «золотую лихорадку». Он предрекает, что это будет способствовать углублению и распространению неравенства людей, которое он называет «звериным язычеством». Он, как и Мор, против господства частной собственности и всего, что на ее почве вырастает. При этом он ссылается на Фому Аквинского, истолкованного достаточно вольно, и на опыт общин ранних христиан. Он верил, что, поддержав каламбрийское восстание, сумеет внушить каламбрийцам свои теоретические идеи.

Исследователи Мора и Кампанеллы отмечают, что их утопические города конструируются как общества с обратным знаком, т. е. по законам, противоположным тому, что существует в реальной действительности. Оба утопические государства лежат на островах и изолированы от всех своих соседей. Создатель государства Утопия Утоп велел прокопать широкий морской канал, чтобы превратить бывший полуостров в остров. Вход в утопийскую гавань предельно затруднен; он полон опасных рифов, войти в нее можно только с лоцманом на борту. Город Солнца Кампанеллы стоит на чрезвычайно высокой горе, которая тоже мыслится как неприступная. Отметим сразу, что заветная страна русских легенд Беловодия расположена на островах, между которыми почти нет связи («горы высокие»). Все это должно было обеспечить, если воспользоваться привычным старообрядческим термином, жителям утопических островов возможность не «обмирщиться», т. е. не входить без крайней необходимости в контакт с «мирскими», чтобы не заразиться от них другими идеями и шире — другим миропониманием.

В конце XIX в. группа лидеров коммунистического движения Германии и Франции (К. Каутский, Э. Бернштейн, П. Лафарг и др.) задумали и опубликовали серию книг «Из истории социализма». Книгу о Т. Море написал К. Каутский. Как показал А. Э. Штекли, основательно проштудировавший переписку К. Каутского с Ф. Энгельсом, между ними шел немногословный, но значительный диспут о названии серии, который отражал существо проблемы. Ф. Энгельс считал, что не следует говорить об утопическом социализме до возникновения социализма как идеологии пролетариата. Он считал, что либеральный гуманизм следует считать предшественниками социалистов, как и ранние группы пролетариата предпролетариатом.[1019]

Проблема эта перестала ощущаться как актуальная, но несомненно, что когда речь идет о гуманистах XV–XVI вв., невозможно в общественной идеологии этой эпохи даже искать элементы социализма в любых формах. Ученые-гуманисты этого времени, мечтавшие о совершенствовании общественного устройства, понимали роль частной собственности в формировании и развитии социальной несправедливости. Однако они не могли предложить ничто иное или предлагали что-то, в чем сами (не будучи столь наивными) сомневались.

«Утопия» Т. Мора состоит из двух частей. В первой Гитлодей только упоминает о некоторых особенностях утопической страны. Мор просит рассказать подробнее и этому посвящена вся вторая книга «Утопии». Сосредоточившись на описании устройства Утопии, исследователи нередко игнорируют дискуссию, которая развертывается между Гитлодеем и Томасом Мором уже в первой главе книги. Рисуя своему собеседнику Утопию, Гитлодей сомневается в том, что утопийские порядки могут быть перенесены в современную им Европу. Не менее удивительно, но он считает, что утопийская цивилизация родственна древневосточной и европейской и в последних сохранились традиции «золотого века». Вместе с тем, у утопийцев якобы живы воспоминания о том, что до них доходили сведения о древнем Египте и Древней Греции. Однако они в этих сведениях не нашли для себя ничего нового, кроме способов изготовления бумаги.

Вообще, если не ограничиваться искусственно второй частью «Утопии», то нельзя не обратить внимание на первую реакцию Мора на рассказ Гитлодея. Если Гитлодей только сомневается, можно ли утопийские идеи сочетать с социальными и экономическими порядками в современной Европе, то Т. Мор высказывается значительно решительнее. Он говорит: «А мне <…> кажется, напротив, никогда невозможно будет жить благополучно там, где все общее. Ибо как получится всего вдоволь (как якобы существует в Утопии. — К. Ч.), если каждый станет увертываться от труда? Ведь у него нет расчета на собственную выгоду, а уверенность в чужом усердии сделает его ленивым, когда не будет подстрекать нужда и никакой закон не сможет оборотить того, что добыл каждый; не станут ли люди неизбежно страдать от постоянных убийств и мятежей?»[1020] Что же отвечает ему Гитлодей? Какие теоретические доводы может он противопоставить критической тираде Т. Мора? Он может только повторить, что он сам был в Утопии пять лет и будто бы видел все это собственными глазами.

Одновременно следует сказать, что Утопия выглядит весьма авторитарным государством. По рассказу Гитлодея, вся утопийская страна арифметически рассчитана (количество городов равно их количеству в Англии в годы сочинения «Утопии», их — 54). Сельское хозяйство поочередно обслуживается городами. В пору сбора урожая, если это оказывается необходимым, из города посылаются дополнительные бригады (аналог наших недавних бригад «социалистической помощи» или немецкой Arbeitdienst) — «рабочей службы», которую должен был отслужить каждый юноша и каждая девушка до замужества и до продолжения школьной учебы. Она была