Правда, по свидетельству А. В. Герасимова, П. Н. Дурново худо представлял взаимоотношения Думы и правительства, полагая, что последнее не допустит в Думе никаких партий, и «каждый избранник должен будет голосовать по своей совести»[854].

«К концу выборов, – рассказывает С. Е. Крыжановский, – когда неблагоприятный и, во всяком случае, неделовой состав Первой Думы выяснился и всем стала очевидной нелепость мысли опереться на крестьянство, Дурново получил предложение от члена Государственной думы по Гродненской губернии Ерогина, подавшего мысль сплотить в Думе надежные силы из крестьянства, поставив во главе лицо, могущее оградить их от политических влияний. Предложение это имело свои основания, тем более что со стороны левых партий было сделано многое, чтобы в С.-Петербурге принять мужиков в свои объятия и обработать по-своему. Дурново ухватился за мысль Ерогина, и губернаторам послана была тайком телеграмма прощупать избранных в Думу крестьян и тех, которые поосновательнее, направлять к Ерогину. Для того чтобы Ерогину было где встречаться и столковываться с крестьянами, устроены были для последних дешевые квартиры. Затея, однако, не удалась, так как Ерогин оказался человеком неподходящим, да вдобавок и весьма ограниченным. Мужики скоро от него отхлынули и попали в другие тенета»[855].

Что касается Государственной Думы по третьеиюньскому избирательному закону, то В. И. Гурко утверждал, что П. Н. Дурново будто бы вел с нею «систематическую войну» и «всемерно стремился сократить всякую ее инициативу»[856]. Представляется, что это не так. В планы правых уже не входило изменение положения о Государственной Думе: «новый строй» открывал и для правых ряд новых возможностей.

Критические замечания П. Н. Дурново по адресу Думы, иногда резкие, были обоснованными и справедливыми. Так, он резонно возражал тем, кто боялся разномыслий с Думой и призывал не обращать внимания на «мелочи и пустяки» поступающих из Думы законопроектов: «Я держусь другого мнения, я нахожу, что Государственный Совет есть учреждение совершенно нейтральное: ему нет дела, какое учреждение пострадает и как пострадает, Государственный Совет рассматривает законопроект, и рассмотреть и разрешить его он должен в пределах своего опыта, знания и совести. Затем, если с Думою по этому поводу будут разногласия, если Правительство потерпит от этого неудобства – эти соображения не должны ложиться в основание обсуждаемого законопроекта».

Решительно протестовал против «распространительных толкований Основных Законов в сторону расширения компетенции и полномочий Законодательных Учреждений».

Доказывал, что «только одно Правительство может судить, нужно ли произвести расход и в какой степени он неотложен. Государственная дума, как молодое Законодательное Учреждение, несомненно склонна давать деньги, не считая, на благотворительные, учебные и другие приятные цели». Государственный совет должен «сдерживать такие весьма естественные стремления Государственной Думы». И мотивировал вполне убедительно: «Министр финансов гр. С. Ю. Витте совершенно правильно возражал, что Россия не есть такая страна, в которой во всякое время можно найти деньги, это не Франция, не Англия, не Германия, где внутренний заем может дать сотни миллионов. Россия есть государство, в котором должен быть денежный запас для разных непредвиденных и неотложных потребностей, и это совершенно оправдалось действительностью».

По мнению П. Н. Дурново, «правительство обязано» отстаивать свою точку зрения перед Думой и не спешить с нею соглашаться. «Взвешивать мотивы того или иного решения Государственной Думы есть обязанность тех учреждений, которые с Государственной Думой имеют дело».

Справедливо упрекал Думу в низком уровне юридической техники: «Законопроекты, которые поступают к нам большею частью, позволю себе сказать, в редакционном смысле недостаточно хорошо составлены, не обоснованы на действующих законах по другим отраслям законодательства, часто они заключают в себе декламационный характер, мало того, нередко заключают в себе такие основные мысли, которые стоят вне русского государственного управления и устройства. Поэтому мы, в Государственном Совете, очень часто беремся за переделку этих законов, и на переделку эту затрачивается очень много времени и, по правде сказать, иногда даже сил больше, чем мы можем затратить»[857]. По мнению Л. А. Тихомирова, это одна из заслуг Дурново как государственного человека: он «учил Гос[ударственный] Совет и Гос[ударственную] думу умно законодательствовать, учил их законодательной технике. Последнему Дурново придавал огромное значение, и – как сам мне высказывал – считал эту деятельность достаточной траты своих сил. “Это было, – говорил он – очень важно”. Тут вопрос не в направлении, а в правильной технике, соображении всех обстоятельств, предохранения закона от противоречий и т. п.»[858]