на таком расстоянии Грейс ощутила теплоту цветовой гаммы: зеленые шторы и рыжевато-коричневая мебель. В окне кухни мелькнул чей-то плохо различимый силуэт, а в единственном мансардном окне виднелись синеватые вспышки от телевизора. Ей подумалось, что для семьи с двумя мальчишками это очень маленький дом. Небольшая спальня наверху могла принадлежать Джонатану. Или Митчеллу. Возможно, там по-прежнему обитает Митчелл, не без раздражения подумала Грейс, сама не понимая, с какой стати ее должен раздражать мужчина под сорок лет, все еще живущий с родителями.

Тут чья-то рука постучала по стеклу у самого ее уха, и Грейс вздрогнула от неожиданности.

Нога легла на педаль газа, даже когда рука потянулась к рычажку управления стеклом. Вежливость боролась с желанием сбежать.

Затем Грейс заметила, что в стекло постучала женщина гораздо старше ее, одетая в толстый пуховик, застегнутый под горло.

– Э-эй, – протянула незнакомка. Грейс нажала на рычажок, и стекло медленно поползло вниз.

– Чем-то могу помочь? – спросила женщина.

– О, нет-нет, спасибо. Я просто…

Однако Грейс не смогла с ходу придумать, что она «просто».

– Я просто проезжала…

Женщина впилась в нее пристальным взглядом. Похоже, ее что-то сильно встревожило.

– Когда же вы все уберетесь? – В ее голосе звучала не злоба, а скорее раздражение. – И вообще, на что тут смотреть? Просто смешно. Не знаю, что вы себе насочиняли.

Грейс, нахмурившись, глядела на женщину и пыталась понять смысл услышанного.

– Вам что, больше нечем заняться? Чем-то нормальным? Хотите, чтобы им стало еще хуже, чем теперь? Я вот сейчас ваши номера запишу.

– Нет, не надо, – в ужасе ответила Грейс. – Я уеду. Простите. Уже уезжаю.

– Кэрол? – раздался чей-то голос. Из дома Джонатана вышел мужчина. Высокий – гораздо выше Джонатана. Грейс сразу же его узнала.

– Я ее номера записываю, – отозвалась женщина в пуховике.

Но он уже был почти рядом.

– Я уезжаю! – вскрикнула Грейс. – Не могли бы вы… прошу вас, уберите руку, хорошо? Мне нужно стекло поднять.

– Грейс? – удивленно проговорил мужчина. – Это ведь Грейс, да?

– Кто-кто? – переспросила женщина по имени Кэрол.

– Извините меня! – сказала Грейс.

– Нет, не уезжайте!

Это был Митчелл, брат Джонатана. Грейс не видела его много лет. Со дня своей свадьбы, точнее, со дня после свадьбы, на фотографиях. Теперь он стоял рядом и говорил с ней, словно они и вправду были знакомы.

– Все в порядке, – сказал он женщине в пуховике. – Я ее знаю. Все нормально.

– Ничего не нормально! – взвилась женщина. Похоже, она восприняла подобное вторжение куда ближе к сердцу, чем Митчелл. – Сначала эти газетчики, теперь всякие зеваки. Они что, думают, что ты прячешь его в подвале? Эти люди не сделали ничего плохого, – злобно прошипела она, обращаясь к Грейс.

– Ты права, – согласился Митчелл. – Но это не тот случай. Мы ее пригласили.

«Никто меня не приглашал», – подумала Грейс, бросив на него негодующий взгляд, но Митчелл продолжал успокаивать соседку.

– Нет, я просто… – начала Грейс. – Проезжала тут поблизости и решила заглянуть и посмотреть, но не собиралась вас беспокоить.

– Прошу вас, – радушно произнес Митчелл. – Пожалуйста, идемте. Мама очень обрадуется.

Он выждал еще пару секунд. Затем почти не терпящим возражений тоном сказал:

– Прошу вас, идемте.

Грейс сдалась. Она выключила двигатель и попыталась взять себя в руки. Затем открыла дверцу, заставив их обоих отступить чуть назад.

– Меня зовут Грейс, – сказала она женщине в пуховике. – Прошу прощения, что расстроила вас.

Кэрол удостоила ее взглядом, полным совершеннейшего презрения, и отвернулась. Грейс смотрела ей вслед, пока она удалялась в свой небольшой кирпичный домик напротив Саксов.

– Вы уж меня простите за это, – извинился Митчелл. – До середины января тут творился сущий ад. Телефургоны один за другим, машины, припаркованные чуть ли не у порога. С тех пор все вроде бы немного поутихло, но иногда люди останавливаются прямо перед домом, просто чтобы посмотреть. Мама с папой из-за этого очень сдали и просто не могли нормально поговорить с соседями о случившемся. Только этой женщине в итоге открылись, чтобы излить душу. Ну это так, между нами.

«Между нами»? Да она с ним ни разу и парой слов не перекинулась за все годы, что они числились родственниками. Но Грейс понимала, почему он так сказал, так что ответила:

– Да, конечно.

– Это маленькая улочка, тут все друг друга знают. По-моему, многие из местных очень переживают из-за случившегося, но никто эту тему не поднимает, поскольку родители о ней тоже молчат. Раздражение копится и выливается вот в такие перепалки. Кэрол просто старается помочь. Слушайте, прошу вас, идемте в дом.

– Я не хотела вас беспокоить, – ответила Грейс. – Вообще-то я сама не знаю, зачем приехала. Но только не потревожить вас.

– Вы нас не побеспокоите. Слушайте, здесь слишком холодно, пойдемте уже в дом.

– Хорошо, – согласилась она, сдаваясь окончательно. Забыв, что находится на жилой улице в Лонг-Айленде, Грейс по привычке заперла машину и последовала за Митчеллом.

– Мам? – позвал Митчелл, открыв дверь Грейс.

Мать Джонатана стояла на пороге кухни. Хрупкая женщина (от нее Джонатан унаследовал стройную фигуру и узкую кость) с тонким лицом и синеватыми кругами под глазами. Ее черные глаза внимательно рассматривали Грейс. Последний раз Грейс видела ее в роддоме после рождения Генри, и с тех пор годы женщину не пощадили. Выглядела она старше своих лет: Грейс знала, что ей шестьдесят один. Еще Грейс видела ужас в ее глазах, хотя и не могла понять, спровоцировано это ее приездом или нет.

– Ну… – раздался голос с другого конца прихожей. У нижней ступеньки лестницы стоял Дэвид, отец Джонатана. – Здравствуйте! – У Грейс словно ком застрял в горле, и, не дожидаясь ее ответа, Дэвид добавил: – Грейс?

– Да, – кивнула она. – Прошу прощения за вторжение. Проезжала тут рядом.

Она осеклась. Вряд ли эти люди были так глупы, чтобы поверить в ее ложь.

– А Генри с вами? – спросила мать Джонатана. Звали ее Наоми, но у Грейс никогда не было возможности (или, если честно, желания) называть ее по имени, а не миссис Сакс. В ее голосе поначалу звучали нотки боли, но миссис Сакс быстро взяла себя в руки. Об этой семье Грейс не знала ничего, кроме того, что в ней родился и вырос Джонатан. А это значит, что они едва ли являются хорошими людьми. Или она неправа?

Грейс покачала головой.

– Он в Нью-Йорке у своего… у моего отца… Мы не… мы последнее время живем в другом месте. – Она гадала, понимал ли кто-нибудь, что она говорит. Грейс и сама едва понимала. – Если честно, я сама не знаю, зачем приехала.

– Ну, вероятно, мы