их друзьями и пошли с ними смотреть комедианток, которые собирались обедать, и поэтому эти господа не могли долго у них оставаться. Но и в то короткое время, которое они там были, они очень приятно побеседовали; они предложили свои услуги и протекцию, потому что были самыми знатными людьми в городе.

После обеда комедийный багаж перенесли в «Золотой Кубок» — гостиницу, где Дестен снял комнаты, — и когда сцена была готова, они начали представление.

Оставим их заниматься этим делом, в котором они не были уже новички, и посмотрим, что произошло с Салданем после его падения.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Смерть Салданя

Вы видели из двенадцатой главы второй части этого романа, каким образом Салдань остался в постели, больной от падения, в доме барона д’Арка, в комнате Вервиля, а его слуги, совершенно пьяные, которым слуга Вервиля едва мог втолковать, что барышня убежала и что слуга, посланный его господином, погнался за нею верхом, — в гостинице в предместьи, за две мили от помянутого дома. После того как они хорошо протерли глаза, зевнули каждый по три-четыре раза и потянулись, они принуждены были пуститься на поиски.

Слуга, следуя приказу своего господина, повел их по той дороге, где, он хорошо знал, они не найдут ее. Так они колесили три дня и наконец вернулись к Салданю, который еще не выздоровел от ушиба и не мог встать с постели. Ему доложили, что девушка убежала, но что человек, какого господин Вервиль послал с ними, погнался за нею верхом.

Стрелки спали на грязной соломе

Салдань взбесился, получив это известие, и счастливы были слуги, что он не мог встать на ноги, так как если бы он мог стоять или мог бы вставать, они бы претерпели не только слова, но он бы избил их нещадно палкой, потому что бешено ругал их всяческими ругательствами и пришел в такую ярость, что болезнь его усилилась и опять началась горячка; так что когда лекарь пришел сделать ему перевязку, то боялся, как бы в ноге не было антонова огня, столь она была воспалена и посинела, — а это принудило его пойти к Вервилю, которому он рассказал что случилось и который сомневался в этой перемене и пошел тотчас же к Салданю, чтобы спросить его о причине этого ухудшения, что он хорошо знал, потому что его слуга сообщил ему о полном успехе дела; а узнав от Салданя об этом, он удвоил его страдания, сказав, что это он разыграл эту комедию, чтобы избежать дурных последствий дела, какие могли произойти.

— Потому что, — сказал он ему, — вы видите хорошо, что никто не хотел скрыть этой девушки, и признаюсь вам, что если я позволил моей жене, а вашей сестре, поместить ее здесь, то только намереваясь возвратить ее брату и друзьям. Скажите, что было бы с вами, если бы узнали о вашем похищении, которое ведь есть уголовное дело, каких не прощают?[380] Вы думаете, быть может, что низкое ее рождение и ее профессия послужили бы извинением этого самовольства? — и на это вы и надеялись; но знайте, что она — дочь дворянина и благородная девушка и что, наконец, вам не легко было бы с ней разделаться. А потом, если бы средства правосудия оказались недостаточными, то знайте, что у нее есть брат, который бы отомстил за нее, потому что это храбрый человек, и вы убедились в этом во многих встречах, а это должно было вас заставить уважать его, а не преследовать, как вы это делаете. Время прекратить напрасные гонения, которые могут привести к вашей же смерти, ибо вы знаете, что отчаяние решается на все. Итак, лучше же для вас оставить их в покое.

Эта речь, должная заставить Салданя притти в себя, только удвоила его ярость и принудила его принять странное решение, которое он скрывал в присутствии Вервиля и которое он пытался потом осуществить. Он торопился поправиться и, как только стал в состоянии сидеть на лошади, распрощался с Вервилем и тотчас же отправился в Манс, где думал застать труппу; но, узнав, что она уехала в Алансон, он решился ехать туда.

Проезжая через Вивень, он остановился там покормить своих людей и трех головорезов, которых взял с собою.[381] Когда он въехал во двор гостиницы «Храбрый Петух», где он слез с лошади, то услыхал страшный шум: это были торговцы полотном (ехавшие на ярмарку в Бомон), которые заметили кражу, произведенную Ранкюном, и, вернувшись, жаловались хозяйке, а та со страшным криком твердила, что она не отвечает за это, потому что они не отдавали ей на хранение своих тюков, а взяли их в свою комнату; а купцы отвечали:

— Это правда; но какой дьявол велел вам пускать на ночлег этих фигляров? Потому что, без сомнения, это они украли.

— Да что, — спросила хозяйка, — были распороты ваши тюки или веревки перерезаны?

— Нет, — отвечали купцы; — это-то нас и удивляет, что они были завязаны так же, как мы сами их завязали.

— Тогда ступайте прогуляйтесь! — сказала хозяйка.

Купцы хотели было возразить, но Салдань поклялся, что поколотит их, если они не перестанут шуметь. Бедные купцы, видя столько людей, и такого подозрительного вида, вынуждены были замолчать и ждали, когда Салдань уедет, чтобы возобновить с хозяйкой спор.

После того как Салдань, его люди и их лошади были накормлены, они отправились в Алансон, куда приехали очень поздно. Он не мог заснуть всю ночь, потому что размышлял о том, как отомстить Дестену за оскорбление, которое тот нанес ему, похитив его добычу; и так как он был страшно зверский человек, то и принял зверское решение.

На следующий день он пошел в комедию вместе со своими спутниками, — их он послал вперед и заплатил за четверых. Он не был известен никому, и ему легко было сойти за приезжего. Он вошел, закрыв лицо плащом, а на голову надвинув шляпу, как человек, который не хочет быть узнанным. Он сел и пробыл до конца комедии, где ему было столь же скучно, сколь другие были довольны, потому что все восхищались Этуалью, игравшей в тот день Клеопатру в великолепной трагедии о великом Помпее[382] неподражаемого Корнеля. Когда она была кончена, Салдань и его люди остались в игорном зале, решившись напасть там на