Новгородцы сникли. Андрей-то им был без надобности, по авторитету и военным способностям ему было до Невского очень далеко. Помялись, покумекали и снарядили куда более представительное посольство из «лучших людей» во главе с архиепископом Спиридоном. На этот раз просили персонально Александра. Признали, что были неправы, провинились перед князем. Но Александр был настоящим христианином и зла на них не держал. Речь шла о судьбах Руси, и он «не можаше терпети достояние отечества своего от неверных расхищаемо». Какие здесь могли быть личные обиды? Князь поставил только одно условие — предоставить ему на время войны всю полноту власти.

Приехал в Новгород, быстро собрал ополчение. Самым опасным он считал северное направление. Шведы могли оправиться от поражения, повторить высадку у Финского залива, соединиться с немцами у Копорья. Но пока противник на этом участке был слабее, чем на юге, и Александр действовал без промедления. Стремительно выступил к Копорью, неожиданно очутился под стенами крепости, с ходу скомандовал штурм, и вскоре новгородцы уже орудовали мечами внутри укреплений, ошеломленные остатки гарнизона сдавались. Северный плацдарм врага был ликвидирован, Копорье разрушили до основания. Пленных немцев князь отпустил, «милостив бе был паче меры». Идите подобру-поздорову и больше на Русь не лезьте. Но милость Александра распространялась не на всех. Одно дело — неприятели-чужеземцы, а предатели — совсем другое. Прощается ли иудин грех? Изменников из числа вожан и чуди, перешедших на службу к Ордену, князь велел повесить.

Но освободить с налета Псков Александр не рассчитывал. Здесь немцы успели устроиться основательно, они уже ждали удара. Война предстояла серьезная и нелегкая. Князь поручил новгородским воеводам снаряжать рать, а сам отправился в отцу, испросил у него «низовые» полки, лучшее владимирское войско. Ярослав II и его сын призвали подмогу и из Мурома, пригласили добровольцев из Смоленска и Полоцка. Александр привел эту армию в Новгород поздней осенью 1241 г., когда был собран урожай, чтобы кормить воинов, когда установились зимние пути.

Немцы в Пскове тоже не дремали, наращивали оборону. Однако князь действовал четко и грамотно. Среди зимы он разослал свои отряды, они одним махом перекрыли дороги, ведущие к Пскову. К городу подошла многочисленная владимирско-новгородская рать. Времени на осаду не тратили — враг как раз и рассчитывал, что о русском наступлении узнают в Эстонии и Риге, придут на помощь. Лестницы заготовили заранее. Под прикрытием лучников воины бросились на приступ. А на защиту города вышли только рыцари и их слуги. Подневольные псковичи досыта напробовались орденской власти, сражаться за нее ни у кого желания не возникло. Наоборот, старались вредить поработителям.

Русские первой же атакой прорвали цепь гарнизонных воинов на стенах и башнях, в рубке полегли 70 рыцарей со своими оруженосцами и подручными. Горожане высыпали из домов, встречали освободителей хлебом-солью, слезами радости. К Александру привели шестерых орденских чиновников, управлявших Псковом. И опять князь показал, что его христианское милосердие далеко не безгранично. Это были не воины, взятые в бою, эти деятели прибыли хозяйничать. А в свидетелях и пострадавших от их преступлений недостатка не было. Всплыли глумления над святынями, надругательства над женщинами, казни, грабежи. Всех шестерых Александр предал смерти, а бояр-изменников отправил для суда в Новгород.

Пока князь и его войско брало город, ватаги простых новгородских мужиков и псковские крестьяне очищали окрестную землю. Немцы уже раздавали деревни феодалам, некоторых война застигла в приобретенных селах, другие прислали доверенных слуг. Участь их была печальной, народ побивал всех подряд. Но Александр понимал, что главная схватка еще впереди. Он приказал псковичам, чтобы тоже собирали ополчение. После германских безобразий город откликнулся единодушно, боеспособные мужчины рвались расквитаться с крестоносцами и занимали место в строю. С пополненной ратью князь вступил в Эстонию, принялся разорять неприятельскую территорию.

Но и Орден уже готовил сокрушительный контрудар, поднял рыцарей, отряды ливов, латышей, эстонцев, на подмогу подоспели датчане. Причем с Александром заведомо решили расправиться, как с защитником Юрьева Вячко. Рассуждали, что убили смелого князя и Эстония досталась крестоносцам. Нужно и этого князя прикончить, тогда падет Русь. У села Хаммаст передовой отряд новгородцев напоролся на главные силы врага, и его раздавили. Воеводы Домаш Твердиславич и Кербет сложили головы в неравной драке, бежавшие воины рассказали Александру — на русских валит вся мощь Ливонского ордена.

Назревала решающая битва, и князь схитрил. Он сделал вид, будто хочет уклониться от сражения, начал отступать. Германское командование клюнуло на уловку, двинулось следом. А Александр Невский заманивал врага на выгодную для себя позицию, на лед Чудского озера. Весной он был еще крепким, идеально подходил для развертывания и маневров войск. Русские остановились у острова Вороний Камень, в узкой части водоема, где Чудское озеро соединяется с Псковским. Общие силы сторон были примерно равны, по 15–20 тыс. воинов. Но преимуществом Ордена была тяжелая панцирная конница. Она всегда строилась клином, русские называли его «свиньей». На острие сосредотачивался кулак отборных бойцов, ряды рыцарей прикрывали строй с боков, а в середине шла пехота. Разогнавшись в атаке, «свинья» прошибала шеренги противника, а потом вступали в дело пешие ландскнехты и довершали разгром. В таких количествах, как на Чудском озере, рыцарская кавалерия собиралась редко.

Александр развернул рать вдоль русского берега. В центре он поставил воеводу Раздая с новгородскими и псковскими ополченцами, а на флангах разместил владимирские полки и конные дружины. Князь обратился к воинам, воодушевил их призывом постоять за русскую землю. Они преисполнились «духа ратного», говорили Александру, что «ныне приспе время положити главы свои за тя!» День «положити главы» настал 5 апреля 1242 г. На рассвете блистающая сталью «свинья», набирая скорость, покатилась к русским боевым порядкам. Ее встретил дождь стрел. Кто-то из крестоносцев слетал с седла, и его добивали копыта коней, но атака казалась неудержимой. Сомкнутый таран рыцарей прорезал надвое передовой полк, проломил ощетинившиеся копьями ряды новгородцев.

Но дальше конница уткнулась в высокий заснеженный берег, завязла и застопорилась. А с флангов навалились русские полки. Летописец сообщал:

«Тогда бысть сеча зла на немцы и на чудь, трус велик от копейного коления и звук от мечевого сечения, яко и озеро помрьзе двигнутися, и не бо видете леду, покрыто бо бяше кровью».

Этот автор был очевидцем «копейного коления», «мечного сечения», залитой кровью ледяной глади. Описывал, как в разгар битвы он сам видел «полки Божии на воздусе». Умелые владимирские бойцы пробивались сквозь рыцарское боковое охранение, копейные удары княжеских дружин опрокидывали вражеских латников. Фланги порушили, врубились в эстонскую и латышскую пехоту, косили ее, как траву. А головное ядро лучших орденских рыцарей взяли в клещи и окружали. Русские запасли специальные крюки, стаскивали крестоносцев с коней, глушили топорами и булавами, разбивая шлемы вместе с черепами.