«Дай Галич».

Больше противиться у князя не осталось возможности. Изрядная часть его дружинников и ополченцев лежала бездыханной. Защищаться от татар было нечем. Бежать в Венгрию или Польшу теперь было бессмысленно. Хочешь или не хочешь, а пришлось ехать к хану. Но Батый умел быть и обходительным. Если один из самых сильных князей наконец-то склонил голову, зачем его отпугивать? Хан освободил Даниила от всех языческих ритуалов, которых не хотел исполнить Михаил Черниговский. Лично угостил кумысом — дескать, «ты уже наш, татарин». А когда заметил, что князь пьет кобылье молоко через силу, оказал высшую честь, поднес кубок вина. Даниил признал себя слугой и данником царя, а за это сохранил власть над своим уделом.

Хотя Галицкому княжеству это пошло на пользу. Бела IV уже знал, что такое татарское нашествие, во второй раз рисковать не желал. Сразу заключил с Даниилом мир, выдал за его сына Льва младшую дочь. А другого зятя, оставшегося ни с чем Ростислава, заслал подальше от Галича, в Боснию. Положение Даниила упрочилось настолько, что он смог прогнать киевского митрополита Иосифа, замешанного в провенгерских заговорах. Провел на митрополичий престол собственного печатника Кирилла.

Но и «честь татарская» стоила ох как недешево! Ярослав II Всеволодович сохранял полную лояльность хану. Пользовался его покровительством, постепенно возрождая Владимирскую Русь. А в 1245 г. из Каракорума вернулся сын Константин и передал приказ — в столице Монгольской империи желают видеть самого великого князя. Зачем? Да просто так, для представительства. Готовился курултай по выборам верховного хана, и на него вызвали всех царей вассальных государств. Ярослав поехал, куда денешься? Шесть тысяч километров. Провел со своими приближенными целый год в дороге. Терпели и зной, и мороз, и голод. При переходе через зауральские степи умерли несколько бояр. И все это только для того, чтобы Ярослав на торжествах постоял в толпе покоренных государей, чтобы наглядно продемонстрировать могущество монгольского оружия.

Что ж, с монголами теперь приходилось считаться всем. В Западной Европе раздрай царил не меньше, чем на Руси. Феодалы ссорились с королями и между собой, император Фридрих II воевал с папой. Но обе стороны пробовали заручиться покровительством ханов. Фридрих переписывался с Батыем, предлагал союз, чтобы совместными усилиями раздавить императорских противников. А папа Иннокентий IV на Лионском соборе заявил о крестовом походе против татар, предал их анафеме — а заодно с татарами проклял Фридриха. Но одновременно направил в Сарай и Каракорум посольство Плано Карпини, поручил провести переговоры о любви и дружбе.

Еще по дороге папские делегаты встречались с русскими князьями, обещали им папскую помощь, если они перейдут в католицизм. Потом явились к татарам. Латиняне, в отличие от Михаила Черниговского, соглашались исполнить любые обряды, кланялись чему угодно. Оно и понятно, для них было главным не раздражать хозяев, достичь взаимопонимания, а папа грех отпустит. Хотя с пониманием так и не сладилось, на все предложения татары отвечали одинаково. Батый соглашался на союз с Фридрихом, но только в том случае, если император признает себя слугой хана. А на курултае в Каракоруме великим ханом был избран Гуюк. Он без ложной скромности принял титул «государя мира», объявлял:

«Бог на небесах, а я на земле».

Гуюк уже побывал в Европе, ему понравилось, и он назначил через три года следующий большой поход на запад. А через папских послов великий хан передал Иннокентию IV — пока не поздно, он должен покориться, как и все прочие европейские монархи.

Ну а Ярославу II после дорожных тягот, ожиданий, утомительных праздников потребовалось еще и оправдываться перед Гуюком. Собственный боярин Федор Ярунович навешал на него клеветы, будто великий князь сносится с западными королями, врагами татар. Зачем наклепал? Никто не знает. Может, отомстил за какую-то обиду, а может, хотел таким способом выслужиться. Ярослав сумел опровергнуть обвинения, Гуюк поверил, дозволил ему вернуться домой. Но мать Гуюка Туракина была иного мнения. Ведь Ярослав был ставленником Батыя, которого она ненавидела. На прощание она оказала князю «великую честь», поднесла чашу из собственных рук. Яд был замедленного действия. Отъехав от Каракорума, на седьмой день пути Ярослав умер.

Но участь тех, кто воспротивился татарской «чести», была куда более страшной. В самом начале нашествия, когда тумены Батыя потекли в Причерноморье и на Северный Кавказ, кубанские касоги подчинились им, а донские бродники, как и раньше, стали союзниками против половцев. А по возвращении из Европы Орда расположилась рядом, обложила их данью. Соседям доставалось круче всех от прихотей правителей, проезжих чиновников, шастающих туда-сюда отрядов, а ханскими воинами стали те же половцы, отыгрывались на давних врагах. Касоги и бродники возмутились, восстали. Батый подверг их суровой экзекуции. Город Азов был взят и затоплен. Все люди, попавшиеся на пути карателей, устлали костями окрестные степи. С этого момента даже названия касогов и бродников исчезли из географических и исторических описаний. Часть касогов бежала в горы, они дали начало народам адыгов, карачаевцев, кабардинцев. Другая часть спасалась в болотах Приазовья, в лесах донских притоков. Здесь касоги (косаки) смешались с уцелевшими бродниками и передали им свое имя — их стали называть казаками.

Монгольская империя раскинулась на половину мира, от Дуная до Тихого океана. Для своего времени она достигла довольно высокого уровня развития. Была устроена ямская почта. Ханские гонцы и прочие лица, путешествующие по государственным надобностям, быстро преодолевали огромные расстояния. Купцы находились под особой защитой власти, и расцвела торговля, из Китая и Средней Азии караваны потекли к портам Черного моря. Возникали новые великолепные города. Одним из них стал Сарай. Русские, кавказские, болгарские, хорезмийские невольники возводили на Волге дворцы, дома, бани, базары, разбивали пышные сады. Постройки окружало море шатров и палаток собиравшихся сюда кочевников, да и сами татары предпочитали проводить время в юртах. Современники сообщали, что население составляло 600 тыс. человек, а стен город не имел. Кто осмелился бы напасть на него? Кстати, при раскопках Сарая обнаружена любопытная деталь, общественные туалеты, мужские и женские. На западе аналогичные заведения появились лишь пятьсот лет спустя, «культурные» европейцы оправлялись где придется.

Дисциплина в империи регламентировалась строгими законами Ясы. Татары были очень веротерпимыми. Они полагали, что все религии равнозначны, и обращаться к Богу можно разными путями. И если в первом нашествии православные храмы и монастыри подверглись страшным погромам, то в дальнейшем ханы взяли Церковь под покровительство. Святотатство, насилие над священниками и монахами каралось смертью. Но за это и Церковь должна была молиться о здравии ордынских царей.

Хотя идеализировать Орду тоже не стоит. На самом-то деле порядка в ней было мало. Законы исполнялись только там, где это было можно проконтролировать. Среди чиновников и начальников всех рангов сразу же развилось повальное взяточничество. Уже в 1246 г. русские и поляки предупреждали папских послов — без дорогих подарков у татар делать нечего. О каком-либо подобии справедливости даже речи не было. Ханы и их вельможи судили по настроению, как на душу придется. Например, Батый за какую-то вину велел казнить князя Андрея Мстиславича. Его вдова и брат приехали хлопотать, чтобы за ними сохранили удел. Хан рассудил по монгольскому обычаю — пускай брат женится на супруге покойного. По православным канонам такой брак категорически запрещался, но владения терять не хотелось, они согласились. Уж где они нашли священника, готового нарушить запрет, или обошлись по-монгольски, без венчания, история умалчивает.