Мосейн не оставлял мне выбора. Он двинулся вперед. Мой проводник потянул лошадь за уздечку, беззвучно и быстро ступая по следам Мосейна и уводя меня прочь от Махтаб. Я молила Бога, чтобы она не заметила моего отсутствия.

Мы вышли на плато, стараясь преодолеть открытое пространство по возможности быстро и бесшумно. Вскоре у самого края скалы мы увидели тропу, настолько узкую, что на ней едва могла уместиться лошадь. Мы двинулись по ней: сначала вдоль подножия горы, затем вниз, в ущелье, и снова наверх – на другую сторону плато. Эти люди знали свое дело. Через десять минут все было позади.

Мосейн вернулся за Махтаб, в то время как мой проводник остался со мной. Я молча сидела верхом в нетерпеливом ожидании минуты, когда увижу Махтаб; меня била дрожь. Глаза устали вглядываться в темноту. Пожалуйста, пожалуйста, поторопитесь, мысленно восклицала я. Я боялась, как бы с Махтаб не было истерики.

Ну вот и она, съежилась на коленях у одного из мужчин, вся дрожит и пусть опасливо, но молчит.

В этот момент меня окликнул проводник.

– Турция! Турция! – прошептал он.

– Слава тебе, Господи, – выдохнула я.

Несмотря на немыслимый холод, я вдруг ощутила благодатное тепло. Мы в Турции! За пределами Ирана!

Но до свободы было еще далеко. Если нас завидят турецкие пограничники, они могут просто открыть огонь по группе перебежчиков. Если этого не случится, то нас наверняка арестуют, и тогда придется отвечать на множество трудных вопросов. Но со слов Амаля я знала, что турецкие власти не вышлют нас обратно в Иран.

Тут меня пронзила жуткая мысль. Я с содроганием осознала: те двадцать минут, что я ждала Махтаб по эту сторону ущелья, я была уже в Турции, а она – все еще в Иране. Я благодарила Бога за свое неведение, в котором пребывала до тех пор, пока опасность не миновала.

Одновременно с этой мыслью меня пронзил жуткий ветер. Мы все еще находились в горах, где бушевала вьюга. Воображаемая линия на карте не прибавила физического тепла, в котором мы так нуждались. Какой ценой достанется мне свобода? Я была уверена, что потеряю несколько пальцев на ногах. И надеялась, что Махтаб страдает меньше, чем я.

Между тем нам предстояло одолеть еще один подъем, слишком крутой для лошади с верховым. На этот раз, соскользнув с лошади, я неуклюже повалилась в снег, прежде чем проводник успел меня подхватить. Они с Мосейном подняли меня на ноги и, поддерживая, повели вперед. Сколько еще я продержусь на адреналине? – подумала я. Вероятно, скоро силы меня покинут.

На какое-то время мой ум словно бы отделился от тела. Он отрешенно и в то же время с восхищением наблюдал за возможностями человека, совершающего отчаянные попытки подняться на вершину горы. Затем я видела себя спускающейся с горы верхом – это была возможность отдохнуть. А потом опять – из последних сил пешком карабкающейся на вершину другой горы.

– Сколько еще перевалов? – спросила я Мосейна.

– Рядом, – ответил он.

Я попыталась найти утешение в этих скудных сведениях, но мне прежде всего были необходимы тепло и отдых. Неужели здесь совсем негде укрыться, чтобы восстановить силы?

Я в очередной раз уставилась на мрачные очертания суровой вершины. Эта гора была выше и круче всех предыдущих – а может, мне только показалось, поскольку я цепенела от усталости?

– Это последняя, – шепнул Мосейн.

На сей раз, когда я спешилась, ноги мне не повиновались. Я шаталась на снегу, но не могла удержаться в вертикальном положении даже с помощью двух мужчин. Ноги словно отнялись – я перестала их чувствовать. И несмотря на лютую стужу, я ощущала сильный жар.

– Десять минут, – проговорил мой проводник, указывая наверх.

– Пожалуйста, – взмолилась я. – Дайте мне передохнуть.

Но проводник счел это невозможным. Он поднял меня и потянул вперед. Я поскользнулась на льду и грохнулась наземь так, что проводник выпустил мою руку. Я кубарем полетела вниз, пробороздив футов десять, прежде чем сумела затормозить – это была не я, а груда костей и мяса. Проводник устремился ко мне.

– Я больше не могу, – простонала я.

Он тихонько позвал на помощь – подошел Мосейн.

– Махтаб, – прошептала я. – Где она?

– С ней все в порядке. Мужчины несут ее на руках. Мосейн вместе с проводником склонились надо мной.

Положив мои руки себе на плечи, они подняли меня с земли. Не произнося ни слова, они поволокли меня вверх по крутому склону. Мои беспомощно болтающиеся ноги бороздили снег.

Несмотря на такую ношу, они легко преодолевали подъем – у них даже не участилось дыхание.

Несколько раз они пытались отпустить руки, чтобы я шла сама. Но у меня мгновенно подгибались колени, и мужчинам вновь приходилось меня подхватывать, чтобы я не рухнула на землю.

– Пожалуйста, – воскликнула я. – Мне надо отдохнуть!

Отчаяние, прозвучавшее в моем голосе, встревожило Мосейна. Он помог мне растянуться на снегу и заледеневшей ладонью ощупал мой лоб. Его лицо – насколько я была в состоянии разглядеть – выражало сочувствие и озабоченность.

– Я больше не могу, – задыхаясь, проговорила я.

Теперь я точно знала, что умру этой ночью. Я не выдержала, зато вызволила из Ирана Махтаб. Она продержится до конца.

С меня хватит.

– Оставьте меня, – сказала я Мосейну. – Уходите с Махтаб. За мной вернетесь завтра.

– Нет! – отрезал он.

Этот окрик пристыдил меня сильнее, чем пощечина. Как можно так распускаться? – корила я себя. Я так долго ждала этого дня. Надо идти дальше.

– Хорошо, – прошептала я.

Но силы меня покинули. Я не могла пошевелиться.

Тогда мужчины стали действовать сами – за меня. Они вновь подняли меня на ноги и поволокли дальше, вверх по склону. Местами снег доходил им выше колен. Несмотря на их физическую мощь, они часто спотыкались под своей безжизненной ношей. Несколько раз мы все падали в снег. Но мои рыцари не сдавались. Каждый раз они молча вставали, брали меня под руки и тащили вперед.

Мир прекратил свое существование. Видимо, я потеряла сознание.

Казалось, прошли годы, прежде чем сквозь туман до меня донесся шепот Махтаб:

– Мамочка!

Она была возле меня. Мы достигли вершины горы.

– Остаток пути можно ехать верхом, – сказал Мосейн.

Одной рукой он подхватил меня под бедро, другую чашечкой подставил под ступню. Его напарник таким же образом подхватил меня с другой стороны. Вдвоем они подняли мое окоченевшее, неподвижное тело и водрузили его на лошадь. И мы двинулись под гору.

Каким-то чудом я усидела на лошади до самого подножия. Было все еще темно, хотя я знала, что вот-вот должно рассвести. Я едва различала лицо стоявшего передо мной и куда-то указывавшего рукой Мосейна, пока наконец не разглядела вдали мерцание огней.