На ее сомнения ответил Жан-Клод:

— Ты можешь призывать почти всех больших кошек, но неможешь призвать тех кошек, что отвечают Мастеру зверей.

— Падма сидит в Совете, а ты — один из моих детей. То,что я не могу взять принадлежащее члену Совета, — в порядке вещей. Ночтобы один из моих детей мог не позволить мне завладеть тем, что принадлежитему, — невозможно.

— Наверное, — согласился Жан-Клод и встал.

Он протянул руки и Мике, и мне. Обычно я встаю сама, носегодня я была в длинной юбке, на высоких каблуках и сейчас только чтоисполнила что-то вроде метафизического секса на публике. Мы оба взялипротянутые нам руки, и Жан-Клод поднял нас на ноги. Дамиан все еще держалсяжертвой хваткой за мою вторую руку, но остался стоять на коленях, с блуждающимиглазами, будто поток силы выбил его из колеи больше, чем нас. Он был среди насодин, кто не был ни мастером, ни каким-нибудь альфой. Я помогла ему сесть иприслониться к моим ногам, но не стала ставить его на ноги. К этому, мнеказалось, он еще был не готов.

— По американским меркам, — сказалЖан-Клод, — это не считается сексом.

Белль рассмеялась, и этот звук все еще щекотал мне кожу, нокак-то отдаленно. Либо мы слишком отупели, либо слишком хорошо защитились от ееприкосновения.

— Американцы не считают это сексом? Абсурд!

— Возможно, но так и есть. Но мы с тобой считаем этосексом?

— О да! В достаточной степени, чтобы меня развлечь.

Я почти ощутила, как улыбается Жан-Клод. Мне даже видеть егоне надо было.

— Веришь ли ты, что именно это и еще большее мы делалис Ашером?

Она смотрела на него, и ее гнев хлестнул по комнате какветер с озер ада.

— Меня не так легко обойти. — Она показала на двухубитых вампиров. — Ты понятия не имеешь, чего лишила меня твоя слуга. Этобыли не просто вампиры.

— Они были ликантропы, — сказала я.

Белль повернулась ко мне, переполненная сейчас большеинтересом, чем гневом. Ее всегда больше интересовало приобрести власть, чемсвести счеты, хотя, если одно другому не мешало, она в обоих этих делах былалучшей в мире.

— Как ты это узнала?

— Я ощутила их зверей и ощутила сегодня днем зверяМилейшей Мамочки.

— Милейшей Мамочки?

Как-то под этой пылающей силой она смогла проявитьнедоумение.

— Милосердной Тьмы, — пояснил Жан-Клод.

— Я чувствовала, как она ворочается во сне,Белль, — сказала я. — Мать Всей Тьмы просыпается, и вот почему еедети, как ты их называешь, пришли наконец на чей-то зов.

— Я их вызвала.

— Ты можешь вызывать всех больших кошек, а они, помимопрочего, еще и большие кошки. Я готова ручаться, что Мастер зверей тоже их могбы вызвать, если бы попытался.

На миг мне казалось, что сейчас она топнет на меня ножкой.

— Они пришли на мой зов, ни на чей больше.

— И тебя не тревожит, что просыпаются дети тьмы? Непугает?

— Я долго и усердно накапливала нужную силу, чтобыразбудить детей тьмы.

Я покачала головой:

— Ты ее ощутила сегодня, Белль. Как ты могла там стоятьи не понимать, что это не твоя сила выходит на новый уровень, а ее силапробуждается?

Белль Морт покачала головой.

— Non, ma petite. Ты хочешь удержать меня от мести. Яникогда не забываю оскорблений и всегда заставляю платить за них полную цену.

Она пошла к нам, и пылающий край силы захлестнул край моихпышных юбок, но на этот раз дыхание у меня не перехватило. Сила была, онаползла у меня по коже колоннами насекомых, но она не соблазняла, и ничегоособенного в ней не было. Мы только что столько силы через себя пропустили, чтоничего не осталось для игр и развлечений.

Она провела рукой над грудью Мики, и тело его напряглось, ноэто был совсем не тот эффект, на который рассчитывала она. Она коснулась лицаЖан-Клода, и он не стал ей мешать.

— Восхитительно, как всегда, Белль.

— Нет, не как всегда, — возразила она. Иповернулась ко мне.

Я не хотела, чтобы она меня трогала, но знала, что сейчасмогу ей это позволить. Она не присутствовала здесь во плоти, по-настоящему, иэто ограничивало ее силу. Умом я это знала, но холодный и жесткий страх,свернувшийся под ложечкой, твердил свое. Я заставила себя стоять спокойно, покасветящаяся рука тянулась к моему лицу. Она не обжигала в буквальном смыслеслова, но была горячей, и из нее текла сила, разбегающаяся по моему телу, каккипяток. Я задрожала, мне хотелось отодвинуться, но было вполне терпимо. Ямогла остаться стоять. Мне не надо было бежать.

Она убрала руку, и осталось ощущение дрожащей силы междуэтой рукой и мной. Белль отерла руку о юбку — юбку Мюзетт. Интересно, Мюзеттеще здесь? И знает ли она, что происходит? Или ее нет, и она появится лишькогда Белль уйдет?

Она повернулась к Дамиану. Он прижался ко мне поплотнее, каксобака, которая боится удара, но не побежал. Белль тронула его за лицо. Онвздрогнул, стараясь не встречаться с ней глазами, но когда она присела возлеменя и ничего с ним не случилось хуже, чем ощущение силы на коже, он медленноподнял глаза. В них читалось ошеломление, удивление, и за всем этим — триумф.

Белль отдернула руку, будто это ее обожгло.

— Дамиан из моей линии, но не из твоей, Жан-Клод. Нетвоей силой от него отдает. — Она посмотрела на меня, и что-то в этомкрасивом и чужом лице было такое, чего я не поняла. — Отчего в немощущается твоя сила, Анита? Не его в тебе, но твоя в нем.

Я не знала, будет ли толк от правды, но от лжи бы его точноне было.

— Ты поверишь мне, если я скажу тебе, что сама до концане знаю?

— И да, и нет. Ты говоришь правду, но уклончиво.

Я проглотила слюну и глубоко вдохнула. Мне очень нехотелось, чтобы Белль узнала ответ. И еще меньше мне хотелось, чтобы его узналСовет в целом.

Она глядела на меня, и глаза ее расширялись. Пылающая силаее как-то стала уходить, втягиваться обратно в тело Мюзетт, и теперь передомной стояла прежняя Мюзетт, только с медовыми глазами.

— Как-то он стал твоим слугой. В наших легендахговорится, что такое бывало. Одна из причин, по которым мы когда-то убивалинекромантов на месте.

— Как хорошо, что нет возврата к старым добрымвременам, — ответила я.

— Возврата нет. Но когда мы думали, что ты — слугаЖан-Клода, в этом не было ничего страшного, поскольку твоя сила шла отнего. — Она покачала головой, и мелькнула тень черных волос на белых,темный призрак на окровавленной белизне. — Сейчас я уже и не знаю. Oui, оттебя ощущается сила Жан-Клода, но в Дамиане — только твоя сила. И она жеощущается и в леопардах. Никогда у некроманта не было подвластного зверя.