Мюзетт стояла и моргала — слишком потрясенная, чтобыдвигаться, очевидно. Ее забрызгало кровью и чем погуще. Белокурые волосы ибледное лицо превратились в красную маску, из которой моргали голубые глаза.Белое платье стало наполовину алым.

Я нацелила ствол в это пораженное лицо. Я об этом думала,видит Бог, я думала. Но не испуганные слова Жан-Клода: «Ма petite, ради насвсех, не надо, прошу тебя», — заставили меня остановиться. Я не моглаубить Мюзетт из-за того, что сделает Белль Морт в отместку. Но я дала Мюзеттувидеть в моих глазах, в лице, в теле, что я убила бы ее, что мне хочется убитьее и что ради этого я могу при достаточном поводе забыть о мести Белль на тусекунду, что нужна для нажатия на спусковой крючок.

В глазах Мюзетт заблестели слезы. Она была дура, но ненастолько, чтобы не понять. Тем не менее мне надо было увериться, что такихнедоразумений больше не будет.

— Что ты видишь у меня в глазах, Мюзетт? —спросила я тихо, почти шепотом, потому что боялась того, что может сделать моярука, если я крикну.

Она сделала глотательное движение, и ее слова громкоотдались в моих звенящих ушах:

— Я вижу свою смерть.

— Да, — сказала я. — Твою смерть. И никогдане забывай этой минуты, Мюзетт, потому что, если она повторится, она будеттвоей последней минутой.

Она выдохнула прерывисто:

— Я поняла.

— Надеюсь, Мюзетт. Очень надеюсь, что поняла. — Ия медленно опустила пистолет. — А теперь, Мерль, не мог бы ты проводитьМюзетт и Анхелито к ним в комнаты?

Мерль шагнул вперед, и небольшая армия гиенолаков двинуласьза ним.

— Моя Нимир-Ра говорит, и я повинуюсь.

Я слыхала, как он говорит нечто подобное Мике, но ко мне онтак обратился впервые — по крайней мере на полном серьезе.

Мерль перешагнул через трупы убитых вампиров, чтобы взятьМюзетт за локоть. Гиенолаки были бледны, но явно довольны. Довольны были всетелохранители в этом зале, потому что я все теперь упростила. Если они сновазаведут ссору, мы их можем убить.

Но я увидела выражение лица Жан-Клода, и он не был доволен.Я упростила работу солдатам, но не политикам. Да, с политической точки зренияя, наверное, адски все усложнила.

Мерль не слишком бережно перевел Мюзетт через тела. Онаспоткнулась, и лишь толпа гиенолаков не дала Анхелито ее подхватить. Мюзеттвосстановила равновесие, и тут в комнате вдруг запахло розами.

Я подумала, что задохнусь от пульса в горле, когда Мюзеттподняла голову и посмотрела на нас глазами цвета темного меда.

На меня с лица Мюзетт глядела Белль Морт, и я, кажется,перестала дышать. И слышала в этот миг лишь грохот пульса у себя под черепом.Потом резко вернулись внешние звуки, и изо рта Мюзетт зазвучал голос Белль Морт:

— Ты меня рассердил, Жан-Клод.

Мерль продолжал тащить ее через зал. Либо он не понял, чтостряслось, либо для него что тот вампир, что этот. Еще немного — и ему придетсяузнать разницу.

— Освободи меня, — сказала она спокойным голосом.

Мерль отдернул руку как от ожога и попятился, как пятилсяБобби Ли от Мюзетт: с перекошенным от боли лицом и руку держа у груди, какраненную.

— Леопард — ее подвластный зверь, — сказалЖан-Клод, и его голос разнесся далеко во вновь наступившей тишине. Но у меня небыло времени об этой тишине подумать, потому что заговорила Белль, произносяужасные вещи.

— Я до сих пор проявляла к вам мягкость. — Онаповернулась и посмотрела на двух убитых вампиров. — Знаешь ли ты, какдолго пытался Совет пробудить первых детей Матери?

Я так поняла, что вопрос риторический, и все это поняли. Натакой вопрос отвечать страшно.

Она снова обернулась к нам, и что-то проплыло глубоко внутрив лице Мюзетт, как рыба под водой.

— Но я их пробудила. Я, Белль Морт, пробудила детейМатери.

— Не всех, — сказала я и тут же пожалела, что неудержала язык за зубами.

Она полоснула меня взглядом таким злым, что он обжигал, итаким холодным, что я поежилась. Как будто вся существующая в мире ярость, всяненависть сошлись в этом взгляде.

— Нет, не всех. И теперь вы забрали у меня двоих. Чтоже сделать мне, чтобы наказать вас?

Я попыталась что-то сказать, преодолевая бьющийся в горлепульс, но заговорил Жан-Клод:

— Мюзетт нарушила перемирие и не хотела уступать. Мыповиновались закону до последней буквы.

— Это правда, — сказала Валентина.

Толпа одетых в черное взрослых телохранителей расступилась,пропуская крошку-вампира к Мюзетт-Белль. Но я заметила, что Валентина стоитдальше вытянутой руки.

— Говори, малышка.

Валентина рассказала, как Мюзетт утаила сведения осовращении малолетних и что из-за этого случилось. Тело Мюзетт повернулосьпосмотреть на Стивена и Грегори. Грегори держал брата на руках, укачивая.Стивен ни на кого и ни на что не глядел. Куда бы ни смотрели сейчас его глаза,это было за пределами комнаты.

Белль повернулась к нам, и снова будто чужое лицо проплыловнизу, но на этот раз оно было как призрак, наложенный на лицо Мюзетт.Призрачные черные волосы проступили сквозь белокурые, лицо с резче выраженнымискулами, с большей силой, выглянуло на миг и тут же растворилось в мягкойкрасоте Мюзетт.

— Мюзетт первой нарушила мир. Я согласна.

Отчего у меня сердцебиение не стало ни на удар реже, когдаона это сказала?

Следующие слова были произнесены мурлыкающим контральто,голосом, который как мех гладил кожу и скользил вдоль сознания.

— Вы действовали в рамках закона, и точно так же будудействовать я. Когда Мюзетт и ее свита вернутся ко мне, с ними поедет Ашер.

— Временно, — сказал Жан-Клод, но в его голосеслышалось сомнение.

— Non, Жан-Клод, он станет моим, как раньше.

Жан-Клод сделал медленный и глубокий вдох и так же медленновыдохнул.

— Согласно твоим собственным законам, ты не можешьникого отобрать на постоянной основе у того, кому этот кто-то принадлежит.

— Если бы он кому-нибудь принадлежал, закон был быприменим. Но он ничей не pomme de sang, не слуга и не любовник.

— Это не так, — возразил Жан-Клод. — Он нашлюбовник.

— Мюзетт связалась со мной и сообщила о вашей лжи, овашей слабой попытке воспрепятствовать ей заполучить в свою постель Ашера.

Белль тоже умела чуять ложь, если эта ложь относилась кчему-то, ей понятному. Ни один вампир не может отличить правду от лжи, еслиречь идет о чем-либо, ему непонятном. Если, например, вампир не знает верности,то он не сможет судить о ней у других — в этом смысле. Я хотела сейчас дать ейнечто, что она понимает.