И все же как я пойму, где генераторы? У меня же нет рентгеновидения… а впрочем…

– Рокки, здесь есть люки?

Пару мгновений эридианец молчит.

– Шесть маленьких люков, – отвечает он, стукнув по стене несколько раз.

– Шесть?! Черт! Подскажи, где первый. – Я кладу руку на потолок отсека.

– Опусти руку и вытяни ее влево…

Следуя указаниям Рокки, нахожу первый люк. Черт, его так просто не разглядишь. Аварийные лампы в спальном отсеке едва светят, а тусклые лучи, проникающие в складской отсек, едва рассеивают царящий там мрак. Люк доступа закрыт на простую задвижку, которая держится на обычном винте с плоской головкой. Я откручиваю винт с помощью короткой отвертки из набора инструментов. Люк распахивается. Внутри какая-то трубка с вентилем. Читаю надпись: «Отключение основной системы подачи кислорода». Сюда я точно не хочу влезать. Закрываю дверцу.

– Давай дальше!

С помощью Рокки я по очереди проверяю все люки. Да, его сонар позволяет «видеть», что находится за каждой дверцей, но толку от этого мало. Мне проще самому посмотреть, нежели слушать описание его ощущений, состоящее из скудного набора наших с ним общих слов.

Наконец, за дверцей четвертого люка обнаруживаю генератор. Он гораздо меньше, чем я ожидал. Сама ниша не более одного кубического фута в объеме. Генератор спрятан в черном футляре замысловатой формы, причем единственное, что указывает на назначение прибора – это надпись на нем. Я вижу две толстых трубки с отсечными клапанами[167] и вроде бы обычные электрические провода.

– Нашел! – говорю я.

– Хорошо! – доносится из спального отсека голос Рокки. – Вынь и передай мне.

– Сначала хочу посмотреть сам.

– Ты плохо умеешь. Я починю.

– Генератор может не выдержать твою среду.

В ответ Рокки бурчит что-то неразборчивое.

– Если я не справлюсь, ты мне подскажешь, – настаиваю я.

Снова раздается ворчание.

По двум трубкам с отсечными клапанами наверняка поступают астрофаги. Я заглядываю поглубже в нишу и замечаю надписи: «топливо» и «слив». Все понятно. Вооружившись гаечным ключом, открываю кран на трубке с отработанным топливом. Как только соединение ослабевает, из трубки начинает капать темная жидкость. Выливается немного – только то, что скопилось между отсечным клапаном и ближайшим ко мне концом трубки. Это может быть любая жидкость, с помощью которой выводятся мертвые астрофаги. Несколько капель вязкого состава попало мне на руку. Похоже на масло. Кстати, отличная идея. Сгодилась бы любая жидкость, но масло легче воды и не вызовет на трубках ржавчину.

Далее я откручиваю трубку подачи топлива. Оттуда тоже выливается немного жидкости. Но она пахнет отвратительно.

– Фу! Гадость какая! – Морщась, я прикрываю нос ладонью.

– Что случилось, вопрос? – кричит Рокки.

– Топливо ужасно воняет, – отвечаю я.

Эридианцы не различают запахи. Я долго не мог объяснить Рокки, что такое зрение, зато с обонянием все оказалось гораздо проще – вкус эридианцы чувствуют. Ведь на самом деле, способность ощущать запахи – то же чувство вкуса, только на расстоянии.

– Запах естественный или химический, вопрос?

Я с отвращением принюхиваюсь.

– Пахнет, как протухшая еда. Обычно астрофаги не воняют. У них вообще нет запаха.

– Астрофаги живые. Могут и загнить.

– Астрофаги не могут загнить, – отмахиваюсь я. – Как они в принципе могут… О, НЕТ! ТОЛЬКО НЕ ЭТО!

Я провожу ладонью по смердящей жиже и выползаю из складского отсека. Затем, ничего не трогая испачканной рукой, поднимаюсь в лабораторию.

Рядом по туннелю грохочет Рокки.

– Что случилось, вопрос?

– Нет-нет-нет-нет! – срывающимся голосом кричу я.

Сердце бухает где-то в горле. Кажется, меня сейчас вывернет. Я вытираю ладонь о предметное стекло и пихаю его под микроскоп. Энергии нет, поэтому включить подсветку нельзя. Тогда я хватаю из ящика фонарь и направляю на предметный столик. Сойдет.

Заглянув в окуляры, понимаю, что оправдываются мои самые страшные предчувствия.

– Приехали…

– Что случилось, вопрос?! – Голос Рокки на целую октаву выше обычного.

Я закрываю ладонями лицо, пачкаясь вонючей жижей, но мне все равно.

– Таумебы. Они в генераторе.

– Они повредили генератор, вопрос? – допытывается Рокки. – Дай мне, я починю!

– Генератор не сломан. Если таумебы в генераторе, значит, и в топливных баках тоже, – упавшим голосом говорю я. – Таумебы сожрали всех астрофагов. У нас нет энергии потому, что нет топлива.

Рокки так стремительно задирает туловище, что ударяется о купол туннеля.

– А как таумебы попали в топливо, вопрос?!

– Я принес их в лабораторию. Но хранил не в герметичном сосуде. Наверное, несколько таумеб сбежали. На корабле полно щелей и отверстий, особенно после того, как мы чуть не погибли на Эдриане. Наверное, таумебы просочились в какую-нибудь крошечную дырочку в топливопроводе. С этого все и началось.

– Плохо! Плохо-плохо-плохо!

– Мы умрем в космосе. – Я начинаю учащенно дышать. – Мы застряли тут навсегда.

– Не навсегда, – возражает Рокки.

– Нет? – с надеждой спрашиваю я.

– Нет. Скоро мы сойдем с орбиты. А потом умрем.

* * *

Весь следующий день я исследую все трубки топливопровода, до которых могу добраться. Везде одно и то же. Вместо масляно-астрофаговой суспензии я обнаруживаю таумеб и (давайте называть вещи своими именами) их фекалии. В основном метан и целый ряд микрокомпонентов. Теперь понятно, откуда в атмосфере Эдриана взялся метан. Жизненный цикл и все такое.

Изредка попадаются живые астрофаги, но, учитывая подавляющее большинство таумеб в топливе, долго бедолаги не продержатся. Спасать жалкие остатки не имеет смысла. Все равно, что пытаться отделить здоровое мясо от поразившего его ботулизма.

– Безнадежно, – произношу я, швыряя на лабораторный стол последний образец топливной суспензии. – Везде таумебы.

– У меня есть немного астрофагов, – говорит Рокки. – Примерно двести шестнадцать грамм.

– Двигателям вращения этого надолго не хватит. Секунд на тридцать, не больше. Да и не выживут они. На моей стороне повсюду таумебы. Лучше сохрани астрофагов в целости у себя.