Мой трейлер задрожал от оглушительного взрыва, окно разлетелось вдребезги. Острые осколки впились в лицо, а ударная волна вышибла со стула. Дальше тишина… А затем вдалеке завыли сирены.

Я медленно поднялся на колени, потом на ноги. Несколько раз открыл и закрыл рот, чтобы избавиться от заложенности в ушах. Доковылял к двери и распахнул ее. Первым делом я увидел, что маленькая трехступенчатая лесенка, которая некогда вела к двери трейлера, оказалась в нескольких футах отсюда. И только заметив свежие рытвины в земле между лесенкой и дверью, я понял, что произошло.

Лесенку удерживают бруски. Они глубоко вкопаны – как столбы изгороди. А сам трейлер ничем не зафиксирован. Он переместился, а лесенка осталась на месте.

– Грейс! Вы целы? – послышался взволнованный голос Стратт. Ее трейлер располагался рядом с моим.

– Да! – крикнул я. – Что, черт возьми, это было?!

– Не знаю, – ответила она. – Погодите.

Спустя мгновение я увидел скачущий луч фонарика. Стратт шла ко мне в банном халате и ботинках и что-то говорила в рацию.

– Это Стратт. Что случилось? – произнесла она по-русски в рацию.

– Взрыв в исследовательском центре, – сказала она мне, выслушав ответ.

На Байконуре располагался не только стартовый комплекс, но и несколько научно-исследовательских корпусов. Там были не лаборатории – помещения больше напоминали учебные классы. Космонавты обычно проходили на Байконуре двухнедельную предстартовую подготовку и старались пополнять свои знания вплоть до дня запуска.

– О, господи! – вырвалось у меня. – Кто там был? Кто там был?!

Стратт вытащила из кармана халата пачку бумаг.

– Секунду, секунду… – Она перебирала документы, бросая ненужные прямо на землю.

Я сразу понял, что это за бумаги. Видел их ежедневно в течение года. Графики выполнения работ. На них регулярно отражалось, кто что делает и на каком этапе находится та или иная задача. Дойдя на нужной страницы, Стратт охнула.

– Дюбуа и Шапиро, – бесцветным голосом произнесла она. – Судя по графику, они проводили там опыты с астрофагами.

Я накрыл голову руками.

– Нет! Только не это! Научный корпус в пяти километрах отсюда. Если взрыв наделал столько разрушений здесь…

– Знаю, знаю! – Стратт снова нажала кнопку рации. – Основной экипаж, сообщите ваше местоположение. Найдите мне их!

– Яо здесь! – последовал первый ответ. – Я у себя в комнате.

– Илюхина здесь! Я в офицерском баре. Что взорвалось?

Мы со Стратт с волнением ждали еще двух голосов.

– Дюбуа! – кричала она в рацию. – Дюбуа, прием!

Тишина.

– Шапиро! Доктор Энни Шапиро, прием!

Снова тишина.

Стратт сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Нажав на рацию, она распорядилась:

– Стратт транспортному отделу: пришлите сюда машину. Мне нужно в наземный пункт управления.

– Принято, – ответили ей.

Следующие несколько часов творился настоящий хаос. Территорию временно перекрыли, началась поголовная проверка документов. Выяснили, что некая апокалиптическая секта планировала сорвать миссию. Но никаких следов атаки не обнаружилось.

Стратт, Дмитрий и я сидели в бункере. Почему мы там оказались? Русские не желали рисковать. Хоть это и не походило на теракт, самых важных сотрудников на всякий случай перевели в безопасное место. Яо с Илюхиной поместили в какой-то другой бункер. Остальных руководителей научных отделов спрятали по другим бункерам. Всех специально рассредоточили по разным точкам, чтобы атаковать какое-то одно место не имело смысла. В таком подходе чувствовалась своя мрачная логика: Байконур строили во время холодной войны.

– На месте научных корпусов воронка. И ни следа Дюбуа или Шапиро. Как и еще четырнадцати человек, которые там работали, – проговорила Стратт, показывая фотографии с места событий на своем телефоне.

Снимки демонстрировали масштабные разрушения. Свет мощных прожекторов, установленных русскими, заливал место взрыва, и там уже собрались многочисленные отряды спасателей. Хотя спасать было некого. Взрыв буквально стер все с лица земли: торчали единичные обломки, никакого мусора. Стратт перелистывала фотографии. На некоторых в кадре крупным планом виднелась почва, усеянная круглыми блестящими бусинами.

– Откуда бусины? – спросила Стратт.

– Металлический конденсат, – пояснил Дмитрий. – Он возникает, когда испаряется металл, а потом оседает в виде конденсата, как капли воды.

– О, боже, – тихо произнесла она.

– Только одно в лабораториях могло создать столько тепла, чтобы испарился металл: астрофаги, – с тяжким вздохом заметил я.

– Согласен, – кивнул Дмитрий. – Но астрофаги не взрываются сами по себе. Как это могло случиться?

Стратт взглянула на мятые листки с графиками.

– Судя по записям, Дюбуа хотел еще поэкспериментировать с электрическими генераторами на астрофаговом топливе. Шапиро ему помогала.

– Ничего не понимаю, – нахмурился я. – Для производства электроэнергии генераторы используют крошечное количество астрофагов. Чтобы взорвать здание, нужно гораздо больше.

Она опустила телефон.

– Мы лишились основного и дублирующего научных экспертов.

– Кошмар, – отозвался Дмитрий.

– Доктор Грейс. Мне нужен список кандидатов на замену.

– Каменная вы, что ли?! – не выдержал я. – Только что погибли наши друзья!

– Да, и все остальные тоже погибнут, если мы не запустим эту миссию. У нас девять дней на поиски нового специалиста.

– Дюбуа… Шапиро… – всхлипывал я, утирая глаза. – Они мертвы. Мертвы… О, боже…

Стратт влепила мне пощечину.

– Хватит! Возьмите себя в руки! – рявкнула она.

– Эй!

– Потом поплачете. Сначала миссия! Где ваш прошлогодний список кандидатов с кома-резистентностью? Просмотрите его. Нам нужен новый научный эксперт. Срочно!

* * *

– Забираю образцы, – говорю я.

Рокки наблюдает за мной из своего потолочного туннеля. Сделанное эридианцем устройство работает как надо. Прозрачный ксенонитовый контейнер оснащен двумя вентилями и насосами, с помощью которых я могу регулировать внутреннюю среду. Вакуумная камера с открытой крышкой уже в контейнере. Рокки добавил в контейнер климат-контроль, поддерживающий внутри мороз в минус 51 градус Цельсия.

Рокки отругал меня за то, что я оставил образцы при комнатной (по земным меркам) температуре так надолго. На самом деле, он высказался от души. Дабы Рокки мог полностью выразить свое мнение обо мне, нам пришлось добавить в разговорник слова «безрассудный», «идиот», «глупый» и «безответственный». Он, правда, бросил еще какое-то словечко, но наотрез отказался объяснять его значение.