— Юля-я-я, прекращай, — обнял её за плечи Вал, прижимая к себе неистово, словно боялся, что исчезнет. Прижал так, что она начала задыхаться. Не от боли конечно. Нет. А от любви, которой была наполнена доверху. Которая плескалась в ней через край. И так хотелось поделиться ею со всем миром, что сердце не выдерживало, начинало сбиваться с ритма из-за переполняемых чувств. — Нет у меня никаких проблем, и никогда не будет, — заверили её бодрым тоном, целуя в висок.

Конечно, так она и поверила. Может, сидя за дверью, она ничего не видела, но слышала предостаточно.

— Всё у нас будет хорошо. Вот увидишь. Проще простого упасть на жопу, поджать под себя ноги и признать поражение. Я не такой, Юль. Если вместе, то до конца. И пускай топят, сколько душе угодно, я сука живучая.

Юле пришлось зажмуриться, дабы прогнать непрошеные слёзы. Вал огладил подушечками пальцев её скулы, прошелся по влажным губам, надавил на них, упиваясь манящей припухлостью, и шумно втянул в себя воздух, вспоминая, как эти самые губки скользили вдоль его члена.

Чёрт!

Сердце пропустило удар, затопив диафрагму щемящей нежностью. Это вязкое чувство, поселившееся в его груди с их первой встречи, выворачивало его наизнанку, оголяло нервы и упрямо шептало о своей огромной, неподдающейся никаким уговорам силе.

Каждая минута промедления не сулила ничего хорошего. Юле уже давно следовало пойти к заведующей и договориться насчёт отпуска, а он что? Прижимал к себе со всей силы и ни в какую. Так бы и сожрал её всю, выпил бы до последней капли. А потом наполнил бы собой и снова возродил.

— Юля-я-я… — позвал подозрительно притихшую Осинскую, отстраняясь от манящего тела с большой неохотой. — Лучше иди…

Она спохватилась и виновато улыбнувшись, принялась приводить себя в порядок.

— Не забывай о нашем уговоре, — напомнил Вал, заставив сосредоточить на себе бегающий взгляд. — Глеб не должен ничего заподозрить. Он услышал твои духи и обязательно спросит, была ли ты у меня.

— Вал, я не уверенна, что смогу. Я никогда не лгала и Глеб… он хорошо меня знает. По-любому почувствует ложь.

— Постарайся, Юль. От твоей реакции будет зависеть не только наше будущее. Пускай думает, что ты меня бросила, так будет проще для всех. Я же приступлю к сбору документов. В одиночку ничего не предпринимай, я сам всё сделаю, хорошо?

Юля заторможено кивнула. Пока была в кольце сильных рук — все беды казались нипочем. А как только оказалась без поддержки — так сразу ударилась в панику.

— И обязательно включи телефон. Только поставь на беззвучный. Пока будем переписываться. Как только вернешься с отдыха — сразу напиши. Хочу решить это дело как можно скорее. Ну всё, — улыбнулся натянуто, переключившись с Осинской на проезжающие мимо автомобили, — кажется, всё сказал, ничего не забыл.

— Вал… — позвала его тихо, смахнув с ресниц выступившие слёзы. На что надеялась — и сама не знала. Всё равно бы не осталась. Есть сын — он важнее всего. Но ведь сердцу не прикажешь. Не разорвешь на две части.

— Иди, Юль, иначе клянусь — домой ты сегодня не попадешь.

Так и не посмотрел на неё. Повернул голову только тогда, когда хлопнула дверца, впуская в салон поток знойного воздуха.

Юля тоже не обернулась, сколько не смотрел ей в след. Умница. Знала, что нельзя оборачиваться.

Ей тоже было нелегко. Он мог это понять. Но он никак не мог принять тот факт, что она собиралась пожертвовать собой ради счастья сына. Разве мальцу было бы в кайф жить при постоянном негативе? Насколько бы их хватило с Глебом? Нет, он, конечно, не сомневался, что планы у Осинского были грандиозными, но сама Юля? Как она собралась выстоять, не имея за спиной высококвалифицированной помощи?

Когда он спросил об этом, она ответила, что собиралась заняться этим вопросом по возвращении из Турции. Сама. Без чьей-либо помощи. Сначала бы попросила подругу найти хорошего адвоката, потом бы занялась подготовкой нужных документов.

Наивная.

Никто бы ей не помог. Глеб не позволил бы. И мыкалась бы она так долгие месяцы, теряя надежду на новую жизнь.

А он, Вал, во что он ввязался?

Сколько не заставлял себя отказаться от Осинской, сколько не убеждал себя, что ничего из этого не выйдет, а упрямый зверь, учуявший в ней свою пару, считал иначе.

Иногда между людьми случается химия, и всё… никакие доводы разума тут не помогут. То, что возникло спонтанно, что зародилось необдуманно и чисто интуитивно — никогда не померкнет за считанные секунды. Это то, что въедается в подкорку, просачивается в кровь, наполняет душу. Это чувство невозможно вытравить, заглушить, выжечь. Оно с тобой постоянно, где бы ты ни был и чтобы не делал. Наказание это или дар — покажет время.

Тогда почему так больно закололо сердце? Что с ним не так? Она только ушла, а ему уже хотелось напиться, набить кому-то морду. Проораться. Чтобы весь мир оглох от его невысказанных чувств.

Подождав, пока Осинская скроется из виду, Вал обхватил руль руками и, уткнувшись в него лбом, тяжело выдохнул.

— Мам… — произнес полушепотом, чувствуя в груди давящую тяжесть, — ну почему именно так, м? Почему именно она?..

— Ой, не знаю, не знаю, — отвела взгляд заведующая, заставляя занервничать Юлю ещё больше. — Две недели, да ещё в разгар лета…

— Какой разгар? — вступилась за подругу Зыкина, подбоченившись. — Каникулы везде. В группах и половины не наберется. Все по домам отсиживаются. Можно запросто соединить наши группы, так даже легче будет. Ну, Николаевна, что ты как неродная, а?

Какая ей вообще разница? Главное, что есть кого поставить на замену. А дальше уже их с Наташкой проблемы.

Заведующая постучала по лакированному столу выкрашенными в бледно-розовый цвет ноготками и как-то затравлено зыркнула на застывшую в ожидании вердикта Юлю.

А напрячься было отчего. Когда разговаривала с заведующей по телефону, её искренне заверили, что проблем не будет. А теперь вот… приехали, называется. Николаевна вдруг начала юлить, изображая амнезию.

— Нет, девочки. Я так не могу. Пускай и лето, но проверки с санстанцией ещё никто не отменял. Возьмут, нагрянут ни сегодня так завтра без предупреждения и всё… Что я им скажу? — взбила на голове пышную укладку, пряча за суетливыми движениями легкую нервозность. — Ни справки, что на больничном, ни каких-либо других серьёзных причин. Так не делается.

— Ну как так, а? — протянула расстроено Зыкина. — Это ж наша Юлька. Мы сколько лет проработали вместе! Должны идти друг другу навстречу. Так, давайте сейчас нормально, без всяких там «ты», «вы» ещё раз всё обсудим. Алла, ну реально, вся семья летит в Турцию, а ей что? Тут одной остаться? Она ведь не виновата, что у всех отпуска, как отпуска, а у неё — хрен знает когда. Я бы точно поехала, и ты, будь такая возможность, тоже бы всё бросила и укатила.