московитам с некоторой опаской. Хотелось другого – влияния «от можа до можа», как любили ностальгировать польские паны. Самое лучшее было бы расправиться с британцами: «нация торгашей» сильно раздражала. В разы больше, чем Александр с его казаками и морозами. Зато победа над русскими окончательно бы решила вопрос с независимостью Великого герцогства Варшавского и сделала Наполеона единственным властелином Европы и части Азии. А это немало. Ровно столько, чтобы заставить Туманный Альбион петь под свою дудочку…

Россия должна была стать конечной территорией в программе покорения Наполеоном континентальной Европы. После победы над русскими Британия воспринималась бы не более как последний форпост. Неисчерпаемых ресурсов Европы и России хватило бы, чтобы разбить самый прочный бастион. Капитуляция царя Александра сулила в недалеком будущем ключи от Вестминстерского аббатства. Плохое знание русских Бонапарта не пугало: необязательно досконально изучать дикарей, задумав подчинить их силой. Именно таковыми представляли Императору русских придворные льстецы.

За прошедшие десятилетия Европа сильно изменилась. И эти самые русские, которых какой-то болван однажды назвал «дикарями», совсем недавно разгуливали в предгорьях Альп как у себя дома. Один Суворов чего стоил! Правда, его уже нет в живых, но память о себе старик оставил надолго. Дай срок, придут другие… Аустерлиц показал: русские драться умеют, а вот отступать не любят. Сделав их союзниками, можно не только расправиться с бриттами, но и замахнуться на американские штаты…

Русский царь сильно вознесся – пытается вести в Европе собственную политику. Хотя и делает вид, что играет по правилам. Ему бы дипломатом быть, обвораживать придворных дам, но, поди ж ты, рвется командовать армией. В тот раз на плоту у Тильзита царь по-французски шутил, как на родном, почти без акцента. Такое же окружение. Какие там дикари – вранье! Этот народ сам себе на уме.

Союза Бонапарта с Австрией русский царь не простит. Договаривались об одном, на деле же получили другое – совсем не то, на что рассчитывал Александр. По сути, русским за их спиной наставили рога: все, за чьи интересы московиты проливали кровь, ополчились против них же. Царь далеко, Наполеон – в нескольких сутках перехода; да и с последним всегда проще договориться. Французы – не варвары и не казаки; за ними вся Европа. Ну а русские – пусть убираются в свои степи…

– Поймите, Бертье, я Александру не хочу ничего плохого, – говорил Наполеон своему маршалу. – Я веду войну не с Россией, так же, как и не с Испанией. У меня есть только один враг – Англия! И это до нее я стараюсь добраться всеми силами. Я буду преследовать ее повсюду… Ну а Александр… Вы же знаете, русский царь мне всегда был симпатичен…

Тем не менее двум медведям в берлоге не ужиться. Так было во все времена: даже среди сильных должен оставаться один – сильнейший. Схватка между Орлами – французским и двуглавым – была лишь делом времени.

Европа, как ни выкручивалась, пала к ногам победителя. Пруссаки, австрийцы, итальянцы, голландцы и даже испанцы, не говоря уж о поляках и прочих народах, волею судьбы оказавшихся на задворках Истории… Как выяснилось, лозунг «Разделяй и властвуй!» совсем не выдумка. Стоит только захотеть, имея при этом добрую порцию ума, энергии и воли, и вчерашние недруги падут к твоим стопам. Остальное во многом зависит от обстоятельств, которые опять-таки можно повернуть в нужную сторону…

Россию завоевать невозможно, и французский император это понимал. Другое дело, если ее покорить. Зачем идти с армией до Уральского хребта, если, завладев ключами от Смоленска, можно навязать дикарям свою волю. Александр хитер, но значительно слабее, а потому покорится…

И все же Наполеон сомневался: а стоит ли затевать сыр-бор с русскими, с которыми в последнее время сложились, в общем-то, неплохие отношения? Русские – не британские «торгаши», способные обсуждать лишь фунты и их количество. С московитами можно разговаривать. Причем не только о деньгах. Русских даже можно обмануть. Другое дело, что делать этого не хотелось бы: хотя московиты и отходчивы, однако умышленного зла не простят и ответят неожиданной каверзой. Когда во время Русско-шведской войны Наполеон не сдержал данное Александру слово относительно военной помощи (в нужный момент маршал Бернадот уклонился от баталии со шведами), союзник затаил обиду. И Австро-французская война подтвердила это. Бонапарт запросил помощи у Александра, и тот обещал «подсобить»; а затем выслал в направлении австрийской границы корпус генерала Голицына, который протоптался у кордонов все то время, пока французскую пехоту рубила отборная конница австрияков. Как говорится, долг платежом красен… Так что не прост Александр – ох как не прост.

* * *

Ближе к 1811 году между двумя императорами наметились серьезные разногласия. Бонапарт сердился, что русский царь, несмотря на всю его кажущуюся мягкость, был непреклонен в вопросе восстановления Польши в виде Великого герцогства Варшавского под эгидой Франции. Независимость «герцогства» Александру претила. Как и всякие заигрывания Наполеона со шляхами по данному вопросу. Тем более что после войны 1809 года территория Великого герцогства Варшавского значительно увеличилась за счет присоединения новых земель. И это обстоятельство не давало Александру покоя.

Именно поэтому в один из дней 1810 года русский император вызвал к себе французского посланника в Петербурге Армана Огюстена Луи де Коленкура, герцога Винченского, и предложил ему подписать некую конвенцию, согласно которой Франция официально отказывалась от восстановления Польши как самостоятельного государства. Однако этому документу суждено было остаться лишь на бумаге за подписью Коленкура и канцлера Российской империи графа Румянцева[146].

Так получилось, что подписание «польской конвенции» совпало с «династическим безумием» Бонапарта, который, женившись на Марии-Луизе, не забыл, как был отвергнут сестрой русского царя Екатериной Павловной. Задетый лично, французский император обиды не простил, а посему ратифицировать конвенцию отказался, махнув на нее рукой.

К русским имелись и более серьезные претензии, главная из которых была связана с континентальной блокадой Англии. Поначалу в Петербурге вроде как пошли навстречу пожеланиям союзника, но уже с осени 1809 года свои обещания стали нарушать. У Александра были собственные интересы в торговле с Туманным Альбионом. И без того невысокий экспорт товаров сильно сказывался на российской экономике. Курс рубля падал, вместе с инфляцией росла дороговизна, что отражалось на уровне жизни населения в целом. Достаточно сказать, что русский экспорт во Францию едва достигал 257 тысяч рублей в год, тогда как Франция импортировала в Россию товаров на сумму свыше полутора миллионов рублей.

Луи-Антуан де Бурьенн: «Переговоры, которые Наполеон приказал начать у императора Александра, когда он хотел еще притворяться, что не желает войны,