Издавая законы, король одновременно был и их исполнителем. Кроме законов, он издавал «королевские приказания» (regales iussiones), за невыполнение которых полагалось наказание: знатные люди платили штраф в три фунта золота, а другие лица, не могущие штраф уплатить, наказывались ста ударами плети (Leg. Vis. II, 1, 33). В частности, своим «приказанием» король мог созвать общегосударственный или поместный собор. Другим видом королевских актов был декрет (decretum), обязательный «для всех народов нашего королевства» (Leg. Vis. X, 1, 4), который, по-видимому, носил более общий характер, чем «приказание» по конкретным вопросам. Специальным декретом (decreto speciali) в «военном законе» Эрвигия устанавливалось обязательное участие в войне всего населения, кроме клириков (Leg. Vis. IX, 2, 9). Наконец, король мог издавать эдикт по конкретному вопросу, но касающемуся всего государства. Таким был эдикт Эрвигия о сложении недоимок по налогам. Король стоял на вершине чиновничьей пирамиды, осуществлявшей управление государством. Являлся он и верховным судьей. Своим iussio он назначал судей (Leg. Vis. II, 1, 16)[155], а в случае необходимости мог и сам вершить судопроизводство.

Очень важным моментом в формировании вестготской монархии было создание постоянной столицы. Во время пребывания вестготов в Галлии такой была Тулуза. После потери почти всех запиренейских владений у вестготов долгое время столицы не было, а король со своим двором находился там, где считал необходимым. Но Леувигильд, следуя в этом, видимо, примеру императора, столицей которого был Константинополь, официально избрал «королевским городом» Толедо. С этого времени именно там находились королевский дворец и все центральные органы власти, там хранилась государственная казна, там по возможности избирался новый король, там собирались общегосударственные соборы и толедский митрополит сначала фактически, а затем и официально осуществлял высшую церковную власть во всем королевстве. Установление официальной столицы возвышало королевскую власть и делало Вестготское королевство неким подобием империи. И вестготские короли стремились всеми возможными способами это подчеркнуть. Так, в Толедо была построена церковь св. Петра и Павла, образцом для которой служила созданная еще Константином в его столице церковь св. Апостолов. Постройкой этой церкви вестготские короли показывали, что их столица является не менее важным городом, чем прославленный Константинополь, и такой же столицей.

Сосредоточивая в своих руках законодательную, исполнительную, судебную и военную власть, признаваемый церковью как «религиознейший» и этой церковью специальным обрядом благословленный на трон, король являлся владыкой всех своих подданных, и те с полным основанием называли его dominus noster (наш господин), как это было и в Поздней империи, и в современной Византии. Как и император, вестготский король считал себя государем милостью Божией и ответственным только перед Ним. Но в отличие от императора вестготский король еще приносил присягу своим подданным. Это не делало его ответственным перед ними, но все же как-то связывало короля. Однако на деле положение короля, как это уже отмечалось, было противоречиво. С одной стороны, он обладал столь значительными полномочиями и осуществлял их так неограниченно, что его власть становилась полностью (или почти) самодержавной. Но с другой — сам принцип избирательности монарха ставил его в зависимость если не от всей светской и церковной знати, то от большой ее части. Короли, стремясь выйти из этого положения и передать трон своему сыну, пытались еще при жизни делать его соправителем. Это сумел сделать Хиндасвинт с Рецесвинтом и Эгика в Витицей. Но это было все же исключением, а не правилом. Принцип избирательности короля в теории давал каждому знатному готу шанс достичь трона. Следствием этого была «готская болезнь» — убийства и свержения нежеланных или слабых королей, а конечным результатом — политическая нестабильность. Недаром «военный закон» Вамбы (и это положение было сохранено Эрвигием) требовал немедленного собрания всех воинов не только из-за вражеского вторжения, но и в случае внутреннего мятежа. Мятеж, как и вообще любые внутренние беспорядки, именовался термином scandalum[156]. Это латинское слово обычно использовалось в церковном языке, обозначая соблазн или предмет ужаса, вызванного введением в соблазн. Его применение в политической сфере показывает, что короли стремились не только подавить любое выступление насильственными мерами, но и морально приравнять такое выступление к дьявольскому соблазну.

Говоря и о центральном, и о местном управлении в Вестготском королевстве, надо иметь в виду, что речь идет о становлении государственного аппарата. В этом королевстве еще не было четко оформленной государственной машины. От старой римской машины остались обломки, которые активно использовали вестготские, как и другие варварские, короли. Прежние германские институты стечением времени трансформировались и, сохраняя прежние названия, могли приобретать совершенно другие функции. И все это перемешивалось, перетекало друг в друга; одни и те же обязанности могли выполнять разные люди, а один человек осуществлять несколько обязанностей. Порой один и тот же институт имел разные названия. Старые латинские термины часто приобретали иное содержание. Тем не менее определенные черты управления в Вестготском королевстве все-таки установить можно.

При всей своей необъятной власти управлять государством один король, естественно, не мог. Ему помогала aula regia— королевский двор, состоявший из самых знатных готов. Генетически он, видимо, восходил к старому германскому comitatus (окружению, дружине), который был для вождя, по словам Тацита (Germ. 13), украшением в мире и опорой в войне. Входившие в эту организацию люди давали клятву верности своему предводителю и в мирное время выступали его советниками в осуществлении им власти, особенно в сфере судопроизводства. С людьми из своего окружения советовались «судьи» и короли вестготов и во время своего пребывания в Северном Причерноморье, и во время своих движений по территории Римской империи. Этот институт не исчез и после оседания вестготов в Аквитании, и после поселения в Испании. Однако за это время он существенно изменился. Если у ранних германцев comitatus формировался только на основе личной верности независимо от происхождения его членов, то aula вестготских королей состояла только из знатных готов. Не исключено, что ее членами были и епископы (по крайней мере митрополит Толедо), но никаких сведений об этом нет.

Принадлежавшие к этому двору назывались, как и римские сенаторы, illustres или nobiles et illustres viri либо seniores. По-видимому, именно они и являлись теми готскими сенаторами, которые упоминаются в VII в. после исчезновения испано-римских сенаторов, и тем сенатом, который избрал королем Родриго в 710 г. (Cont. Hisp. 68). Aula regia выступала как подобие позднеримского консистория и имела функцию совета и помощи королю, в том числе в осуществлении им судопроизводства. Ее члены также следили за соблюдением законов (Leg. Vis. XII, 2, 1). Эти люди или, по крайней мере, часть их вместе в королем участвовали в соборах и, начиная с VIII собора в 653 г., подписывали их акты. Внутри двора существовала своя иерархия. Особое положение III собора, предавшего анафеме арианство, заставило и придворных подписать эту анафему, и так появились подписи светских лиц под соборными актами задолго до 653 г. И среди подписавших выделяются две группы — четыре viri illustres proceri (знатнейшие), перечисленные по именам, и прочие все seniores Gothorum, имена которых не названы.