Гилкрайст ухватился за одно плечо, я взялся за другое. Медленно и бережно мы перевернули труп лицом вниз.

Я сразу же понял, что было не так с платьем мисс Хейвуд. От плеч до пояса маньяк взрезал его одним лихим и бездумным ударом ножа.

Под налипшей коркой земли, перемешанной с песком, которую мы сняли, кожа оказалась нежной и белой.

Жесткими негнущимися пальцами я очистил спину от остатков песка. Кожа казалась очень холодной на ощупь. Гилкрайст сейчас уже стоял позади меня, направляя вниз свет фонарика, при котором нам открылась еще более страшная и невероятная вещь.

Голос Барнса, которым он произнес свою фразу всего несколько секунд назад, все еще эхом отдавался в моих ушах.

«Где же все остальное – родинка, алый круг… Где?»

Теперь мы это знали. По крайней мере нам открылся один из двух непременных символов смерти.

На почти прозрачной бесцветной коже мисс Хейвуд, рядом с последним позвонком у шеи, чья-то рука начала выводить широкий алый круг. Но он остался незавершенным – окружность получалась практически идеально ровной, но, так и не замкнувшись, обрывалась.

А в центре этого разорванного круга, где, по всем безумным законам более ранних убийств, должна была расти родинка, не оказалось ничего.

Ничего абсолютно…

Барнс удалился, чтобы вызвать Суини, который через некоторое время прибыл, сопровождаемый обычным эскортом подчиненных. Инспектор кипел паровым котлом, готовым взорваться, и обрушил весь свой гнев первым делом на Барнса.

– Вам была поставлена задача патрулировать берег, – орал он. – Хорошо же вы с ней справились! Позволили этому случиться прямо у себя под носом. Ведь вы считаете себя полицейским, не так ли? А с вашей миссией гораздо лучше справился бы какой-нибудь шестилетний мальчишка!

Несправедливость его обвинений представлялась очевидной нам всем. Было совершенно ясно, что сержанта обвели вокруг пальца. Убийца знал, что Барнсу поручено патрулировать пляж, и сделал так, чтобы его смертоносной встрече с мисс Хейвуд никто не помешал. Он оставил зажженный китайский фонарь у подножия «Головы монаха» как отвлекающий маневр, чтобы сосредоточить на нем внимание сержанта. А потом, когда преступление было совершено, устроил грандиозный набат церковным колоколом, привлекая всеобщее внимание к своей очередной сенсационной жертве.

Затем инспектор с неуемным пылом и желанием действовать занялся уликами, засыпав нас вопросами по поводу незавершенного алого круга. Почему убийца избрал для него именно это место? Почему там нет родинки? Почему…

Впрочем, бросалось в глаза, что он не ждет от нас внятных ответов. С особо подчеркнутым равнодушием воспринимал мои слова. Ведь с самого начала расследования я еще не оказал ему никакой конструктивной помощи. Казалось, он давал мне понять, что отныне необходимость в моем участии полностью отпала. Когда пришло время для отправки тела в Халинг, он больше не пригласил поехать с собой.

Обиженный Барнс, Митчелл и я на некоторое время задержались у оскверненных могил мистера Фэншоу, мистера Митчелла и Ирен Кейси. Движимый мне самому неясным импульсом, я спросил:

– Вы ведь прожили в этих краях всю жизнь, Барнс, верно? Доводилось знать Ирен Кейси лично?

Долговязая фигура сержанта словно одеревенела. При свете фонарика я заметил и не мог не поразиться, как его глаза вдруг приобрели тоскливое и какое-то затравленное выражение. Уверен, он хорошо расслышал мой вопрос, но вместо ответа лишь бросил небрежное «Доброй ночи!», развернулся и ушел.

Я раздумывал над столь странной реакцией, пока мы с Митчеллом брели по песку обратно в отель. Первым в вестибюле нас встретил, конечно же, мистер Ашер. Не без удовлетворения я отметил, что даже не слишком мощный кулак мистера Митчелла оставил на его лице заметную отметину. Под рыжей челкой Ашера один глаз оставался теперь полузакрытым из-за припухлого пурпурного синяка.

– А, наконец-то, мистер Митчелл, доктор Уэстлейк! Что случилось? Я услышал звон колокола, поспешил к старой церкви, откуда он доносился, а там в темноте… Словом, подвергся жестокому нападению и…

– Это Митчелл атаковал вас, – пояснил я. – Он принял вас во мраке за пресловутого маньяка.

Митчелл рассыпался в извинениях, а потом сообщил Ашеру новости. Последовал оживленный разговор, в котором оба скорбно качали головами и цокали языками по поводу еще одной трагедии. Гадая, будет ли мистер Ашер претендовать на организацию похорон мисс Хейвуд заодно с остальными жертвами, я оставил их и поднялся наверх.

Хотя лег спать не сразу. Сначала я на цыпочках прокрался по коридору этажом выше и прислушался к звукам, которые могли доноситься из-за закрытой двери комнаты Бака Валентайна. Но услышал только размеренное и тяжелое дыхание спящего человека. Молодой спасатель, ставший необычным напарником мисс Хейвуд при разорении чужих могил, либо действительно спал, либо очень хорошо притворялся, что погружен в глубокий сон. Так или иначе, но он находился в своем номере.

Не приобретя больше никакой ценной информации, я отправился к себе, разделся и улегся в постель.

Но и лежа в благодатном тепле под одеялом, продолжал лихорадочно размышлять. Если мисс Хейвуд оказалась всего лишь очередной случайной жертвой немотивированного маньяка, то ее собственные, не слишком приглядные делишки переставали иметь значение. Рассказать Суини все, что мне стало о ней известно, означало нарушить слово, данное мной Фэншоу, – хранить его секрет. Но, если эта таинственная особа сыграла в преступлениях какую-то другую роль, нежели ненароком убитой женщины, тогда она все еще остается ключевой фигурой во всем деле, и, значит, ее история могла помочь установить какие-то важные факты.

Выяснить бы мне точно, откуда она приехала, а главное – с какой целью! Подтяжка кожи лица… Грубоватые, мозолистые руки… И снова перед моим мысленным взором возник вчерашний образ мисс Хейвуд, торопливо убравшей в портплед краски и поспешившей удалиться, завидев издали приближавшегося Гилкрайста.

При этом в моем мозгу словно что-то щелкнуло. Ну разумеется, я знал, откуда появилась мисс Хейвуд. И почему не подумал об этом раньше?

Меня так приятно поразили собственные дедуктивные способности, что я почти тут же заснул с чистой совестью человека, за несколько минут выполнившего работу, на которую у другого могли бы уйти целые дни.

Утром я спустился к завтраку необычно рано. Все, кто еще оставался на рабочих местах из обслуги отеля, находились в состоянии, близком к паническому страху. Их трудно было за это винить, да они не слишком интересовали меня. Мною сейчас владело только одно желание: как можно скорее связаться с Суини.

Я уже собрался позвонить ему, когда неожиданно в вестибюле появился он сам, на ходу объясняя поникшему Митчеллу, что хочет поговорить с Ашером. Меня он приветствовал чуть заметным наклоном головы. Пришлось остановить его.

– Не могли бы вы оказать мне услугу, Суини?