что после его смерти они станут его единственными преемниками и возглавят “работу”. Но и независимо от обычных мистификаций Гурджиева к концу 1940-х годов уже существовало несколько четко конфликтующих направлений “четвертого пути” в Европе и в Америке. Только в Англии было по меньшей мере три центра “работы”: беннеттовский, николловский и – приверженцев Успенского, которые твердо придерживались принципов и правил, полученных от Успенского за два десятилетия учебы. Эти люди стояли в непримеримой оппозиции к “загрязненному источнику” и видели в их ушедшем учителе по крайней мере архата. Самостоятельную позицию занял молодой последователь Успенского Родни Коллин, ставший за последние годы жизни Успенского самым близким его учеником, на которого многие смотрели как на естественного лидера, ожидая от него решительных действий. В Америке также были группы Успенского, представлявшие там три английские их разновидности, и, кроме того, остатки оражеских и тумеровских групп, ученики мадам Успенской и остатки кружка Маргарет Андерсен и Джейн Хип. Во Франции были представлены все эти направления, однако ведущим было влияние Жанны де Зальцман, которая вместе с Ольгой де Гартман поставила немыслимую задачу объединения всех этих направлений.

Вечером в день похорон Гурджиева (он был погребен на кладбище в Авоне недалеко от шато Приора) мадам де Зальцман собрала сорок или пятьдесят французских последователей Гурджиева и несколько англичан и сказала собравшимся: “Когда уходит учитель, подобный господину Гурджиеву, его нельзя заменить… У нас есть только одна надежда: сделать что-нибудь вместе”. Джон Беннетт, присутствовавший на этом собрании, комментирует: “Наблюдая за враждебностью, охватившей ближайших учеников Гурджиева, я мог только удивляться ее оптимизму…”[539]. Все что Жанне де Зальцман и Ольге де Гартман удалось сделать, это объединить тех, кто принимал их интерпретацию событий, но за пределами созданной ими организации, впоследствии ставшей известной как Гурджиевский фонд, осталось значительное число самостоятельных направлений, которое с годами все больше умножалось.

Многие последователи Гурджиева и Успенского пошли по пути синтеза полученного ими от Гурджиева и Успенского учения с христианскими, индуистскими и суфийскими идеями и практиками, создавая различные синкретические течения, часто враждебные друг другу, которые, подобно ручьям в пустыне, неизбежно должны были быть поглощенными мертвыми песками. Наиболее жизнеспособными были направления, возглавляемые Джоном Беннеттом, Морисом Николлом и Френсисом Роллсом.

В Америке в 1950-е годы образовался Американский гурджиевский фонд, который многие годы возглавлял лорд Пентланд, поддерживавший консервативные тенденции мадам де Зальцман. Лорд Пентланд был одним из наиболее близких учеников Успенского. В 1941 году вслед за Успенским он приехал в Америку и поселился в Нью-Йорке. После смерти Успенского лорд Пентланд отправился в Париж к Гурджиеву и оставался при нем до его смерти. В годы кризиса системы он сотрудничал с Жанной де Зальцман, помогая ей в организации Гурджиевского фонда, и в течение 31 года был бессменным главой Американского гурджиевского фонда. Как и мадам де Зальцман, лорд Пентланд заботился прежде всего о сохранении, что в данном случае прежде всего означало – “консервации“, полученных от Гурджиева учения и методов, о работе с новыми поколениями учеников, об издании Гурджиевского наследия и исполнении и записи его музыки. Позже он стал вдохновителем проекта создания фильма по книге Гурджиева “Встречи с замечательными людьми” с режисером Питером Бруком, однако фильм не оправдал возлагаемых на него надежд.

Гурджиевский фонд с самого начала вызывал множество нареканий со стороны более самостоятельных и более молодых последователей учения за его буквальное воспроизведение методов и приемов Гурджиева и отсутствие в нем творческой энергии и свежих тенденций. На невозможность сотрудничать с “консерваторами” жаловался еще в 1950-е годы Джон Беннетт, объяснявший их позицию привязанностью к Гурджиеву и к тому, что они получили от него. Причиной постепенного омертвения фонда было отсутствие людей, которые имели бы знание, уверенность и импровизационный дар, подобный гурджиевскому. Те же, кто взял на себя ответственность за сохранение “знания”, обладали, говоря словами Гурджиева, лишь частичным знанием или знанием отдельных сторон учения, при отсутствии в них причастности к тому лежащему в глубине “нечто”, о котором не раз говорил и писал Гурджиев.

Вместо живого и жизнелюбивого учителя, который непрерывно провоцировал “учебные ситуации”, используя для этого любой жизненный контекст, который проводил с учениками дни и ночи в совместных трудах, творчестве и бесконечных застольях, который готовил для них острую восточную еду, ученики нового поколения, внося определенную ежемесячную плату, встречались раз в неделю с холодными замкнутыми учителями, участвовали в групповых часто безмолвных встречах, получали от них задания и учились у них терпению и вниманию. Некоторые из них принимали участие в гурджиевских “движениях” и работах на гурджиевских фермах, которые также были отмечены скованностью и рутинным молчанием.

Гурджиевские “движениях” основывались только на упражнениях, данных Гурджиевым своим ученикам, и не допускали никакой импровизации, никаких новшеств. “Мы лишь, так сказать, живем крохами со стола учителя, – признавалась глвный инструктор фонда по гурджиевским “движениям” Джессмин Ховарт. – Никто из нас не способен создавать упражнения, как это делал г-н Гурджиев”. Джессмин Ховарт скончалась в 1984 году, почти одновременно с лордом Пентландом. Фома де Гартман умер в 1956 году, а его вдова вовсе не разделяла мнения “консерваторов”. В частном письме она писала молодой последовательнице учения: “Вы должны не бояться идти, смотреть, оставаться или уходить по собственной воле. Поскольку для нас учение г-на Гурджиева стоит на первом месте, а также это то, что мы для себя ищем, а не то, что кем-то нам навязано, мы или механически обязались это делать… нам нужно пробовать и смотреть, и видеть вещи без предубеждения. Мы не должны быть рабами, и смысл учения в следующем: увидеть наше рабство и освободиться от него. Вы можете освободиться от него только сами, а другие могут помочь вам, если они вас не подавляют”[540]. Мадам де Гартман скончалась в Мексике в возрасте 96 лет.

На протяжении ряда лет, начиная с 1975 года и до смерти лорда Пентланда, автор был удостоен дружеским общением с ним, слушая его красочные воспоминания о встречах с Гурджиевым, Успенским и даже с Анной Безант, первым после Е.П. Блаватской президентом теософского общества, которую лорд Пентланд видел в детстве в Индии. По рекомендации лорда Пентланда в 1980 году автор познакомился с рядом бывших учеников Успенского и Гурджиева, живших в то время в Лондоне, а также встретился в Париже с сыном мадам де Зальцман психиатром Мишелем де Зальцман, одним из нынешних руководителей Гурджиевского фонда.

Джон Беннетт вспоминает обстановку, сложившуюся в Англии после смерти Гурджиева: “В Англии складывалась непростая ситуация. К Гурджиеву приходили люди из разных групп, недоверчиво, часто враждебно настроенных друг к