Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так. Понятно, – произнес он спустя минуту. – Достань капельницу, пока я руки вымою, – и кивнул на старенький дипломат у стенки.
«Скорая» приехала довольно быстро, но к этому времени на щеках Нины Георгиевны уже появился румянец.
– Иди пока покури, я сам с ними разберусь, – бросил Андрей другу.
Послушно покинув спальню, Вадим достал из кармана дубленки сигареты с зажигалкой, вышел на лестничную площадку и поднялся на один пролет. Там у окна обычно курил сосед, примостивший в уголке подоконника жестяную баночку-пепельницу.
«На удивление солнечный день», – отрешенно глянул он в бесконечно синее небо.
Из открытой форточки доносились детские голоса: мамы и бабушки вывели детишек на прогулку. По отливу за стеклом барабанили капли.
«Вот и капель… Весной пахнет. Радоваться бы, а нечему. Сплошная черная дыра в душе… «Мы должны ее простить…» – вспомнил он слова матери. – Мама, мама… Какое же у тебя доброе сердце! Да я ее уже простил. Решиться на такой поступок могла только Катя. И как тут не простить, если я ее люблю? Вот только трудно со всем этим ужиться. Надо как-то успокоиться, переосмыслить все… Хочу ее увидеть, не могу больше себя мучить… «Прости меня, моя Любовь»… А ведь ей больно не меньше моего… Чуть позже позвоню, поздравлю с днем рождения. Или заеду… А там – будь что будет», – решил он.
В этот момент внизу открылась дверь лифта, на площадке с конвертом в руках появился невысокий, плотного телосложения мужчина. Круглый, как колобок. Впечатление усиливал короткий пуховик на широкой резинке. Оглянувшись по сторонам, он что-то сверил с конвертом и нерешительно остановился у приоткрытой двери Ладышевых.
– Простите, вы не из этой квартиры? – обратился он к Вадиму.
– Из этой. А вы кто?
– Потюня. Вениамин, – представился «колобок». – А вы…
– Вадим Ладышев, – ответил тот. – Вы по какому вопросу?
– Да вот, просили передать, – стал он подниматься по ступенькам.
Зажав во рту сигарету, Вадим взял конверт, вытащил из него черно-белые фотографии, слегка пожелтевшую газету.
– Понятно, – коротко ответил он. – Спасибо. Это можете выбросить, – протянул он обратно газетный лист.
– Как скажете, – пожал плечами Веня, пристально всматриваясь в лицо собеседника. – Ну, тогда я пошел… – он сделал шаг к лифту, однако тут же обернулся и неуверенно спросил: – Может, что-то хотите передать?
Профессиональная память фотокора не подвела. Он практически сразу узнал «полуолигарха».
Ответа не последовало.
– Ну, вам видней, – пожал он плечами, быстро соображая, что бы такое еще предпринять и разговорить собеседника. – У Екатерины Александровны, между прочим, сегодня день рождения…
– Я знаю, – коротко ответил «полуолигарх».
Спустившись, Потюня нажал кнопку лифта и оглянулся:
– Так может, все-таки что-то передать?
Мужчина молча загасил в жестяной баночке сигарету, закрыл форточку и пошел вниз по ступенькам.
Пропуская его, Веня чуть посторонился и, чувствуя некую обиду за Катю, с явным вызовом произнес:
– На вашем месте я бы поторопился. Она в Германию уезжает. К бывшему однокурснику. Можете опоздать.
– …Желаю счастья, – без всяких эмоций бросил тот после небольшой паузы.
Захлопнулась дверь, щелкнул замок.
– Ну и козел! – буркнул под нос Веня, шагнув в лифт. – Ладышев… Елы-палы!!! – вдруг осенило его. – Так ведь это и есть сын того самого профессора! Бедная Катька!.. И я дурак!.. – в сердцах хлопнул он себя по лбу.
– Катя… Катя, я даже не знаю… – Оля перевела изумленный взгляд с монитора на лежавшую на кушетке пациентку.
– Что там? – напряглась та. – Говори как есть, не томи.
– Подожди, еще раз проверю… Катя, кажется, ты беременна, – наконец смогла выговорить она.
– То есть? – Катя посмотрела на нее недоуменно.
– Мы беременны! – гораздо более уверенно повторила доктор, снова глянув на экран. – Мы определенно беременны! Смотри, – повернула она монитор. – Пятая неделя, скоро сердечко начнет биться.
Лишь сейчас до Кати стало что-то доходить. Недоверчиво захлопав ресницами, она попыталась всмотреться в черно-белые перемещающиеся тени.
– Где?
– Да вот же! – Ольга коснулась пальцем шевелящегося пятна. – Вот, смотри.
– Вижу… И что это?
– Как что? Эмбрион.
– А ты не ошибаешься? – Катя подозрительно свела брови.
– Иногда очень хочется ошибиться, но не в этот раз! Да и аппарат не соврет! – рассмеялась женщина в голубом халате. – Ты только представь: у нас сегодня просто наплыв беременных, здесь по записи – четыре! Думала, что на тебе отвлекусь. И вот – на тебе! Еще одна беременная! Мы беременны!
– Это как?
– А вот так! Скажу по секрету, что у меня срок на три недели больше! – заговорщицки подмигнула она. – Но об этом почти никто не знает! Представляю, как твой муж обрадуется! Это ведь настоящее чудо: столько лет лечились от бесплодия, пережили ЭКО, готовились ко второй попытке, пропустили сроки, и – здравствуйте! Беременность! Разве это не чудо?
– Оль, я говорила тебе в прошлый раз… – Катя замялась. – В общем, я уже три месяца не живу с Виталиком.
– То есть? – пришел черед удивиться доктору. – Вы не помирились?
– Нет. И если это беременность, то… от другого мужчины.
– Вот как… – приподняла бровь Ольга. – Ну, тогда я оказалась права. У вас с ним классическая несовместимость.
– Но ведь мы же делали тест?
– Ни один тест не дает стопроцентной гарантии. Несовместимость – малообъяснимая и непонятная штука. В таких случаях достаточно одного сексуального контакта с другим партнером… – продолжая что-то замерять и записывать, объясняла она. – Только как же теперь? – повернула она голову к кушетке. – Вроде как нежелательная беременность получается.
– Желательная, – после недолгой паузы твердо произнесла Катя. – Это награда. А еще раз можно посмотреть?
– Насмотришься еще, – понимая ее состояние, улыбнулась Ольга. – Я тебе сейчас фотографию распечатаю. Одевайся.
Через несколько минут Проскурина держала в руках тонкий листок все с тем же непонятным пятном, которое и было самым настоящим чудом.
– А ему расскажешь? – осторожно поинтересовалась доктор.
– Кому?
– Отцу ребенка. Можно и фотографию показать. Он не женат?
Словно не услышав вопроса, Катя с улыбкой продолжила рассматривать снимок.
– Что ты спросила?.. – прижала она его к груди. – А… Нет, не женат. Но я не стану ничего ему рассказывать. Мы расстались… Он уехал.