Александра Македонского, вся великая империя которого была создана из чужих, захваченных им, земель. Мы помним Чингисхана, владычество которого назвали «монгольским игом», а его самого в то же время – «Великим монголом».

Властители России более 300 лет пытались отвоевать у турок выход к Черному морю. Не счесть было войн и баталий, и сухопутных, и морских. И только в царствование Екатерины II мечта осуществилась – Россия получила полуостров Крым и еще маленькую турецкую крепость Ени-Дунья, на развалинах которой и родилась наша Одесса. Но никто, заметьте, не называл матушку Екатерину «агрессором», да и нашего красавца де Рибаса, штурмом взявшую эту крепость, «агрессором» не называл.

Просто потому, наверное, что и понятия такого «агрессор» не было.

Не было «агрессоров» – были «герои».

Воевали все: императоры, ханы, короли и даже пушкинский славный царь Додон – «смолоду был грозен он и соседям то и дело наносил обиды смело».

Но если в XVIII–XIX веках войны велись небольшими профессиональными армиями и человеческие потери были незначительными, то XX век стал поистине кровавым.

«Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки», – напишет когда-нибудь сын ХХ века Осип Мандельштам.

Уже первая, вспыхнувшая в ХХ веке Мировая война, унесла из жизни 9 миллионов и стала триггером для создания Лиги Наций, поставившей агрессию вне закона.

Нет, нет, конечно, не подумайте – агрессии не прекратились!

Агрессоры просто стали камуфлировать ее – создавать «алиби».

Самым распространенным «алиби» стал «ответный удар».

Так, агрессию против Польши 1 сентября 1939-го Гитлер закамуфлировал под ответный удар по наглым полякам, совершившим нападение на немецкую радиостанцию в Глейвице.

Все было сделано профессионально, и иностранные журналисты могли увидеть своими глазами и «поле боя», и трупы этих самых «наглых поляков», напавших на эту никому не нужную радиостанцию.

Все, что увидели журналисты, было подделкой, все, кроме трупов.

Трупы переодетых в польскую форму евреев были настоящими.

Инсценировка удалась, но эйфория, охватившая Гитлера, сменилась отчаяньем, когда уже 3 сентября 1939-го в войну вступила Британия, и он воззвал к тогдашнему своему союзнику Сталину.

ИЗ ТЕЛЕГРАММЫ № 253

Берлин, 3 сентября 1939 г., 18:50

Очень срочно! Лично послу! Совершенно секретно!

Не посчитает ли Советский Союз возможным, чтобы русская армия выступила в подходящий момент против польских сил…

Сталин, конечно, «не выступил»!

Не мог он «выступить», даже если бы и желал – у него не было «алиби».

Ну посудите сами, не мог же он объявить во всеуслышание, что несчастная Польша вдруг «внезапно и вероломно» напала на Советский Союз?

И хотя Гитлер продолжал «давить» и в Москву продолжали поступать телеграммы, требовавшие «осуществить вторжение», он этого не сделал. Не желая прослыть агрессором, он дождался пока Гитлер добьет Польшу и только тогда ввел свои войска под флагом «оказания помощи украинским и белорусским братьям».

Красиво и в соответствии со всеми международными правилами.

«Помощь братьям» – и никакой агрессии!

Но не все операции Сталина проходили так гладко.

Вот с Финляндией, например, «номер не вышел», и в ноябре 1939-го за «агрессию против Финляндии» СССР исключили из Лиги Наций.

Теперь общественность все чаще ставила знак равенства между Сталиным и Гитлером, а в английских газетах появилась даже карикатура «Два сапога – пара».

Но грянул 1941-й, и «Два сапога – пара» вдруг оказались друг против друга.

И каждому из них теперь требовалось «алиби», причем «алиби» одного автоматически становилось «клеймом агрессора» для другого.

Сталин по опыту знал, что Гитлер позаботится об «алиби». Устроит что-нибудь «а-ля Глейвице», скажем, «нападение русских» на немецких пограничников и назовет свою агрессию против СССР «ответным ударом».

Он мог бы и сам воспользоваться аналогичным «алиби».

Поводов для этого у него в эти дни было предостаточно – ведь марш на Восток германской военной машины видел весь мир.

Сталин мог воспользоваться этим «алиби» и напасть на Гитлера!

Но он этого не сделал.

Почему?

Косвенный ответ на этот вопрос содержится в материале, подготовленном перед войной германскими генштабистами – генерал-майором Марксом и подполковником Лоссбергом. Оба они считали, что «русские не окажут нам услуги своим нападением на нас».

А Молотов после смерти Сталина говорит уже не стесняясь: «Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать…»

Ну вот, как видите, Сталин не мог напасть, но в то же время вполне мог быть обвинен в «агрессии» и в этом случае остаться без союзников и проиграть войну.

Вот тогда-то и возник этот сталинский сценарий, этот гениальный «Блеф», заключавшийся в том, что Сталин «не верил».

Сталин, якобы, не верил в возможность агрессии Германии и, следовательно, якобы не готовился к войне. Приказывал не стрелять по нарушающим границы германским самолетам, не вводить затемнение в приграничных городах и даже не приводить в боевую готовность войска.

И… оставил Гитлера без «алиби».

Германия осуществила «внезапное и вероломное» нападение на миролюбивую, ничего не подозревавшую страну и в глазах всего человечества стала агрессором.

А Советский Союз, оказавшись жертвой агрессии, приобрел союзников, помощь которых помогла ему выстоять и победить.

Война закончилась…

И вот ведь какой парадокс – именно теперь, когда имелись как будто бы неопровержимые доказательства «внезапного» нападения Германии, Сталин снова в глазах мировой общественности стал почему-то «агрессором».

Сталин и Гитлер снова стали «Два сапога – пара».

Сталина стали обвинять в том, что он, именно он, дал возможность Гитлеру развязать Вторую мировую войну.

При этом речь шла о некоем секретном протоколе, предопределившим раздел Польши, а еще…

А еще об «уступке» Бессарабии и Северной Буковины, которая по сути была «агрессией» против Румынии и, как будто бы, снимала ответственность с Антонеску.

Все эти обвинения имели, конечно, свои особые причины – мы не будем сейчас их обсуждать, а скажем только, что вопрос об «агрессии» стал самым важным вопросом на Нюрнбергском процессе.

Это было неожиданно и очень опасно!

Война, вообще, дело грязное и все страны, участвовавшие в этой войне, были, в той или иной мере, «запачканы агрессией» и многое, очень многое из содеянного и происшедшего «вспоминать» не хотели.

Зачем, например, было Черчиллю вспоминать о Мюнхенском соглашении?

Зачем было Рузвельту вспоминать о том, как тесно сотрудничали с Гитлером американские фирмы Форда, Рокфеллера, или как знаменитая IBM помогала уничтожать евреев Европы?

Говорят, что, желая предотвратить превращение Процесса в «судилище» над собой, страны-победительницы подписали некий «секретный протокол», прилагавшийся к Уставу и включавший список тем, которые следовало обсуждать и… такой же список тем, о которых следовало умалчивать.

Мы будем называть этот секретный протокол «Соглашением о табу».

«Соглашение о табу» следовало