Ругнувшись про себя, аккуратно положил ладонь сверху и сосредоточился.

Закончив с ногой, он пересел ближе.

– Необходимо оголить плечо, чтобы была возможность контакта с кожей, где было повреждение. – Ровным голосом произнёс предводящий, и Елизавета, сев на кровати, начала расстёгивать множество мелких пуговичек жилета.

Она хотела чтобы всё уже побыстрее закончилось и он ушёл, поэтому нервничая с трудом справлялась с ними, а когда всё же получилось, сняла жакет, положила рядом, стянув с себя широкую лёгкую блузу, оставшись в бюстгальтере легла обратно и всё это она проделала, отстранённо глядя в сторону от мужчины.

«Гад, скотина, тварь!», мысленно костерила она его, а у самой сердце бешено колотилось от его мягких аккуратных прикосновений.

Махарадж, наблюдая за обнажающейся женщиной, отвернулся, он прекрасно понимал, что его выдержки может не хватить, но изо всех сил сдерживал свои желания. Когда услышал, что она легла, осмотрел плечо, приложил ладонь и попытался сконцентрироваться, чтобы поменять потоки сырой силы планеты – но не сумел. Его взгляд постоянно соскальзывал на грудь Элиссы, прикрытую издевательской паутинкой ткани, сквозь которую отчётливо просматривались розовые ореолы сосков.

Мягкие покачивания груди и его голова уже фактически склонилась к этим манящим холмикам, когда Элиссавет резко выдохнула, чем вернула его в реальность. Отвернувшись от её тела, он продолжил лечение, после чего стремительно поднявшись, фактически сбежал из цело́ма. Только потом он вспомнил, что не закончил с лечением. Но возвращаться, сидеть рядом, смотреть на неё и вдыхать её запах, не прикасаясь к ней, не завершить дело слиянием – он просто не мог.

Елизавета, всхлипнув, распахнула глаза, с трудом поднялась и начала одеваться. Уж лучше бы он сильно обхватил её ногу, принёс боль, а не наглаживал, не возвращал воспоминания о том, что между ними было на этом самом матрасе и что она, потом услышала от него.

***

Три ночи в пути пролетели для Елизаветы одним смазанным пятном. Она успела отлежаться, прежде чем предводящий дал команду на отправку в путь, и теперь не мучилась головной болью, тошнотой, только вот нога ещё болела. Зато теперь ей на рашцизану залезать и слезать с неё помогал наставник сына.

Когда он в первый раз подошёл к ней и сообщил о том, что поможет, Лиза, испуганно посмотрев на мужчину, отказалась, но тот поспешно её успокоил объяснением, что это приказ его хозяина.

За эти два дня Лиза в пути и после, ни разу не взглянула ни на одного воина, сидя на рашцизане, смотрела перед собой, а когда был привал или они останавливались на отдых, она старалась как можно скорее скрыться в цело́ме.

Она прекрасно помнила слова, которые ей бросил предводящий: мол, она и с воинами ведёт себя развратно.

Когда она это успела, Лиза, как ни старалась, не могла понять: если только за развратные действия он посчитал пару улыбок, да и поговорила она с двумя, расспрашивая о птицах. Лиза, все ночи размышляя об этом, подумала, что если бы они жили в её мире, она могла интерпретировать это как ревность. Но ревность и предводящий?

Нет, ей, конечно, было бы наплевать на его слова, но она прекрасно понимала, что предводящий может отыграться на своих подчинённых, а ей и сыну придётся жить среди них ещё долгих три года. Как это может потом отразиться на отношении воинов к её сыну – предугадать легко. Так что во избежание любых дурных мыслей в голове предводящего, она старательно отводила взгляд от каждого тимара.

Зато теперь Лиза, не откладывая, каждый восход перед отходом ко сну разговаривала со здрадой, которая немного пролила свет на тёмные пятна отношений между цисанами и цисанками.

А отношений как таковых у них оказалось и нет. Вернее все отношения между полами сводились к банальному совокуплению! При этом только в одной единственной коленно-локтевой позе, а по странным их обычаям получалось: по-звериному.

Мужчина оказывается, не имел права прикасаться к обнажённой женщине спереди, причём везде: грудь, живот, пах – ни-ни! У женщин аналогичный запрет, а уж до члена дотронуться: Боже, упаси! Нельзя! подвергнут таким гонениям – не рада будешь, что вообще увидела этот орган! Причём, насколько знала здрада – это не было закреплено ни в одном законе, нигде вообще документально не запрещено, а вдалбливалось цисанам с рождения, как морально-религиозное вето.

Вот только под эти запреты не попадала социальная ниша саанцишиссов, по-простому говоря проституток и проститутов, с ними можно было что угодно и как угодно.

Из всего Лиза сделала вывод, что они религиозно считают зверьё – чистыми, поэтому и поза звериная и эмоции скрывают – ведь звери не любят! Есть среди зверей такие, которые и о потомстве не заботятся, животные не испытывают ревности, да и всего остального. Вот и плачевный результат: живут действительно как звери.

К концу третей ночи Елизавета со стоном чуть не упала в руки наставника сына, который ей подошёл помочь, а на встревоженное лицо мужчины и тут же заданный вопрос сына, ответила, что просто устала и тело от долгой поездки затекло. На самом же деле у неё просто должны были вот-вот начаться месячные, которые у неё проходили очень болезненно.

Выпив пару таблеток, Лиза у Самлеши поинтересовалась: как с этим делом обстоит у цисанок? Когда приходили женские дни, она пользовалась заранее купленными ещё на Земле тампонами. Но Лиза их впрок не закупала, иначе пришлось бы отдельный вагончик за собой тащить на эту планету.

Природа цисанок пожалела: менструация у них была в среднем раз в четыре месяца и пользовались они, что удивительно, практически аналогичными тампонами, только те были немного длиннее привычных и не с верёвочкой, а опутаны, словно тончайшей паутинкой.

Менструация хоть и была мучительной, но Лиза ей порадовалась: в дороге она частенько чувствовала взгляд предводящего, он словно выжигал ей спину или бок. Она не поворачивалась к нему, но прекрасно понимала, что в ближайшие ночи он напомнит об исполнении контракта, а сейчас у неё появилась отсрочка.

На пятый рассвет этот момент настал: не успела она зайти в очередную пещерку, как появился здрад и сообщил, что его хозяин придёт для слияния к аншиассе через два дыхания. Елизавета, злорадствуя, в душе можно сказать послала предводящего, только вот вслух объяснила, почему не может принять предводящего в ближайшие шесть ночей. Здрад, не высказав какого-либо удивления, скрылся и больше не появлялся, как, впрочем, и предводящий.

На шестую ночь они наконец-таки добрались до города.